трамваев и трели милицейских свистков на перекрестках.
Полина в скромном синем платье, напевая что-то про себя, таращила глаза в старое тусклое зеркало, подводила карандашом. Казенно обставленная комната — ни одной яркой краски, черные кожаные кресла и диван, непокрытый овальный стол посередине, на серванте военная фотография отца с черной ленточкой в углу.
Хлопнула дверь, Полли тотчас сгребла косметику в ящик комода и прикрыла сверху. Вошла мать.
— Где опять до утра была? — без выражения спросила она.
— На дежурстве.
Мать, не глядя на нее, прошла по комнате. Полли как бы невзначай зашла с другой стороны стола.
— Иди сюда!
— Ну не начинай опять, мам...
— Шалава! — мать взмахнула ремнем, пытаясь достать ее через стол. Она в бессильной ярости металась вокруг стола, опрокидывая стулья. — Ты понимаешь, что меня с работы снимут?! Двор пойду мести, и то если метлу доверят! Как я могу людьми руководить, если в своем доме шпионку вырастила?..
Полли задела локтем вазу, та упала и со звоном разбилась. И с этим звуком обе замерли на полудвижении, глядя на осколки.
— Ой... — запоздало сказала Полли.
Мать бросила ремень, присела и молча заплакала, опустив голову.
— Извини, мам... — растерянно сказала Полли. — Я же не нарочно...— она осторожно подошла ближе. — Так лучше даже — новую купим. Хоть что-то новое будет...
— Я после отца... за десять лет ни налево, ни направо не посмотрела ни разу!..
— Ну не надо, мам... — Полли коснулась ее плеча. Мать тотчас метнулась, пытаясь поймать ее за руку — та едва успела отскочить.
— Чего тебе не хватает, дрянь ты неблагодарная? Для чего я тебя растила, чтоб ты трусами из-под юбки сверкала? Мало я тебя била, надо было до кровавых соплей пороть, чтобы дурь вышибить! Где твое барахло американское? — она распахнула шкаф, стала выбрасывать на пол ее вещи. — Где ты его прячешь? Пожгу к черту, голой на улицу выгоню!..
— Все, мам, мне пора, — Полли подхватила сумочку и юркнула к двери.
— Куда?! — мать опередила ее. — Только через мой труп выйдешь! Ну, иди! — она распахнула дверь и легла на пороге.
Спускавшиеся по лестнице соседи удивленно смотрели на эту сцену.
— Перестань, мам! Вставай!
— Ну, давай! Перешагни через родную мать!
Полли бросилась обратно в комнату, открыла окно и запрыгнула на подоконник.
— Полька, стой! Стой, разобьешься!..
Однако девушка по узкой приступке уже добралась до пожарной лестницы и спустилась вниз.
— Лучше не возвращайся! — крикнула мать из окна. — Под дверью ночевать будешь!
В коридоре поликлиники около процедурного кабинета сидела длинная очередь. Открылась дверь, вышел пациент, болезненно потирая уколотое место, тотчас поднялся следующий.
— Минуточку! — остановила его медсестра, заметив подбежавшую Полину. — Проходите, девушка!
Очередь слабо зароптала.
— Спокойно, граждане! — сурово прикрикнула медичка. — Не на базаре!..
— Счастливая ты, Полинка, — вздохнула она, собирая шприц в кабинете. — Ну почему так — одним все, а другим только голые задницы с утра до ночи? Не поверишь — в лицо никого не помню. Штаны спустил— здра-асьте, Иванов, давно не виделись! Так и буду всю жизнь с задницами разговаривать...
Полли, перекинув через ширму синюю юбку, предложила:
— Пойдем с нами на Бродвей! Сто раз ведь звала.
— Ты что!.. — испуганно замахала та. — Я так не смогу...
Дверь распахнулась, из кабинета танцующей походкой вышла Полли — в цветастой блузке, короткой юбке с разрезом и ботинках на «манной каше». Очередь, разинув рот, проводила ее глазами по коридору.
— Следующий! — строго окликнула медсестра. — Спокойно, граждане! Не в цирке!
Мэлс издалека увидел на улице Горького у Елисеевского магазина толпу зевак.
У витрины стояли стиляги, среди них уже знакомые Мэлсу со вчерашнего вечера: пухлый очкарик, девчонка с кукольным личиком — огромными изумленными глазами и крошечным ртом, долговязый сутулый парень и Полли. Они резко выделялись среди одноцветной толпы не только пестрыми нарядами, но и громким, преувеличенно эмоциональным разговором, и преувеличенно свободными жестами, и особой, вихляющей во всех суставах походкой. И хотя они не обращали ни малейшего внимания на устремленные со всех сторон любопытные, удивленные, осуждающие взгляды, понятно было, что присутствие зрителей в этом театре необходимо.
Мэлс шагнул вперед, в полосу отчуждения между кругом зевак и стилягами. Те обернулись к нему.
— Оп-па! — в восторге развел руками долговязый. — Гляди — сам пришел!
— Чуваки! Ножниц никто не прихватил? — спросил очкарик. — Вернем должок?
— Да у него и так стричь нечего.
— С паршивой овцы — хоть шерсти клок!
Стиляги заржали.
Мэлс и Полли смотрели в глаза друг другу.
— Привет, — сказал он.
— Привет, — ответила она.
— У них отношения!.. — ахнула кукла, в ужасе распахнув и без того круглые глаза.
— Была замечена в порочащих связях!.. — замогильным голосом откликнулся долговязый.
— Ты не простыл? — заботливо спросила Полли. — Мне показалось, ты вчера немножко оступился...
— А мне показалось, ты вчера что-то потеряла... — он протянул на ладони деревянного человечка.
— Да у них роман!.. — догадалась кукла.
— Товарищи, мы присутствуем при зарождении большого светлого человеческого чувства! — прокомментировал очкарик.
Полли посмотрела на талисман, потом на Мэлса. Молча взяла, завязала шнурок на шее.
— Могла бы спасибо сказать...
Она шагнула к Мэлсу, положила руки на плечи, приподнялась на цыпочки и поцеловала в губы.
— Полли, не делай этого, отравишься! — замахал руками очкарик. — Ответственно предупреждаю, как будущий врач!
Долговязый торопливо закрыл ладонью глаза кукле:
— Деточка, тебе рано на это смотреть.
— Спасибо, любимый... — нежно сказала Полли, отстранившись, и пошла к своим.
— Полли, как зовут этого интересного молодого человека? — кокетливо спросила кукла.
— Понятия не имею, — равнодушно ответила та, пожимая плечами.
Остолбеневший Мэлс остался за спинами потерявших к нему всякий интерес стиляг.
Старичок с клюкой и бутылками в авоське остановился перед стилягами.
— Бесстыжие! — гневно погрозил он клюкой. — Разврат тут развели посреди улицы! Сидели бы в подворотне, людей постыдились! Ржут, как лошади, патлами трясут, тьфу! Вот за это мы воевали? — ткнул он в них клюкой. — Для этого Москву защищали, чтоб такие обезьяны по улицам шатались?
Стиляги тотчас вытянулись по струнке, виновато повесив головы, как двоечники. Как только старичок, продолжая бормотать что-то под нос, двинулся дальше, долговязый пристроился за ним, пританцовывая, ступая нога в ногу, передразнивая каждое движение. Следом — очкарик, кукла, Полли и все остальные. За старичком тотчас выстроилась длинная очередь. Он глянул на витрину, и все так же подслеповато склонились вбок, он полез в карман и пересчитал на ладони мелочь — остальные тоже. Прохожие смотрели на процессию даже с другой стороны улицы, кто смеялся, кто осуждающе качал головой.
Мэлс сорвался с места и вклинился в очередь следом за Полли. Старичок свернул в дверь магазина — очередь втянулась следом и двинулась вдоль длинных прилавков. Продавщицы едва сдерживали смех, зажав рты ладонями. Старичок наконец обратил внимание на общее веселье, недоуменно покрутил головой, оглянулся — стиляги тотчас расступились, вдумчиво разглядывая кто витрину, кто товар, кто потолок.
Полли обернулась и увидела рядом Мэлса.
— Слушай, что тебе от меня надо?
— Ты позвала — я пришел, — беспечно улыбнулся он. — Провожу время с Пользой.
— Ты всегда такой настырный?
— Я не настырный. Я целеустремленный...
К бордюру, сигналя, подкатил шикарный открытый «паккард». Высокий красивый парень с самым высоким коком и самым длинным галстуком перемахнул на тротуар, торжественно открыл дверцу, и из машины выскочил ярко-зеленый от морды до обрубка хвоста боксер в проволочных очках на тесемке.
— Хелло, Фред!
— Хелло, чуваки! — стиляги ритуально поздоровались.
— Капитал! — Полли посвистела, присела на корточки и чмокнула пса в мокрый нос. — Здравствуй, Капа! Какой ты сегодня стильный!
— Ну что, чуваки, в «Кок»? — скомандовал Фред. — Там встретимся!
Часть стиляг отправилась дальше пешком. Кукла села на заднее сиденье «паккарда», долговязый просто перевалился через край, свесив наружу длинные ноги в оранжевых «тракторах», Фред сел за руль. Очкарик в театральном поклоне распахнул перед Полли дверцу.
— Мы еще увидимся? — спросил Мэлс.
— Конечно, — весело ответила она. — Бродвей — для всех!
Она царственно шагнула в машину и захлопнула дверцу, со всего замаха придавив пальцы очкарику. Тот взвыл, приплясывая на месте от боли.
— Ой... — запоздало сказала Полли.
— По-ольза! — укоризненным хором протянули все, разводя руками...
Мэлс проводил глазами автомобиль и в одиночестве побрел обратно.
Он безнадежно оглядел длинные ряды одинаковых пиджаков, брюк и галстуков в магазине. Больше
