за пределами фабрики, можно слушать, о чем тут ведутся разговоры.
Бесшумно и быстро Павел вернулся в тесное помещение кладовки.
В коридоре снова послышались шаги, и кто-то громко хлопнул дверью бухгалтерии. Похоже, рассерженный Аркадий Львович вернулся-таки вызвать врача для пострадавшей. Ткачев уже было устроился поудобнее и вставил в ухо миниатюрный наушник, как вдруг пол под ним плавно поплыл вниз. «Лифт, — мелькнуло в голове. — Значит, это не кладовая, а лифт. Очень хорошо. Легче будет пробраться на первый этаж».
— Ну как, успешно? — нетерпеливо спросила Катя, когда Павел предстал перед, ней, грязный, взлохмаченный, весь в пыли и обрывках ниток.
— Более чем, — лаконично ответил он. — Ты-то как время провела?
— С пользой, — похвасталась Катя. — Прогулялась до автобусной остановки, по пути познакомилась с одной старушенцией. Говорит, живет неподалеку. Фабрику ненавидит, преисподней величает.
— Да, что-то такое в этой фабрике есть, — неопределенно поддакнул Павел, решив не рассказывать Кате ни про несчастный случай, свидетелем которого он стал, ни про хлопковые тюки, весьма подходящие для транспортировки наркотиков из Средней Азии. — Вредное производство.
— Она не про производство говорила, — усмехнулась Катя. — Тут все гораздо серьезнее. Местные жители давно уже стали замечать, что на фабрике то и дело пропадают люди.
— Как это — то и дело?
— Примерно раз в год. Официальная версия — командировки, обмен опытом, лечение в санаториях. Только обратно пациенты, преимущественно одинокие, не возвращаются. Народ подозревает неладное.
— Что именно?
— Наверное, на этот вопрос ответит еще один мой новый знакомый.
— Это какой еще? — напрягся Павел.
— Пойдем, увидишь. Тут недалеко. Полчаса назад случайно наткнулась. Может, еще там.
Они перешли через улицу и вышли к небольшому скверу, посреди которого стоял довольно большой то ли ларек, то ли магазин.
— Гляди
— Слышь, Петрович, — раздался недовольный женский голос, и из ларька на тротуар вышла девица лет двадцати пяти. — Давай домой вали. Хватит тебе на сегодня, а то потом опять начнешь стекла бить и песни горланить. Где сотовый, давай я водителю твоему позвоню, поедешь домой с ветерком.
— Изыди, крыса, — отозвался Петрович. — Поеду, когда сам сочту нужным.
Девица обреченно махнула рукой и скрылась в ларьке. Павел, не желая гадать, кто этот беспутный персонаж, которому каждый встречный может по его же мобильному телефону вызвать личного шофера, обернулся к Кате и вопросительно поднял брови.
— Что за папуас? — кивнул он в сторону Петровича.
— А сам не догадываешься? Павел присвистнул.
— Неужели он?
— Собственной персоной. Николай Кирьяш, супруг Ларисы, нашей обожаемой примадонны.
— Лихо. И часто он так гуляет?
— Почти постоянно. Месяцами не просыхает.
— Умница! — похвалил Павел и чмокнул Катю в щечку. — Ну что, будем ловить момент? Бессовестно воспользуемся тем, что он лыка не вяжет? Кто за? Единогласно.
Они неторопливо направились к лавке и пристроились на ней с другого края. Судя по всему, Николай еще не успел набраться до бесчувствия. Но, как известно, это дело поправимое, а потому с расспросами следовало поторопиться.
«Ничего, — думал про себя Павел, подходя к ларьку и покупая бутылку армянского коньяка, — разговорим. И не таким языки развязывали…»
Минут через двадцать Николай вместе с Павлом сидели возле закрытого (и, по всей видимости, заброшенного) летнего кафе. Здесь с прежних времен сохранилось несколько столов и стульев, представлявших собой изрядно подгнившие и потрескавшиеся пеньки разного диаметра и высоты.
— Вот скажи мне, — ударяя Павла по плечу пятерней, спрашивал Николай, неожиданно для себя найдя в случайном знакомом заинтересованного слушателя, — как жить, когда такое творится? Когда нет места на земле порядочному человеку? Когда черти, черти — везде? И на работе — черти! И дома — черти! Куда податься, вот скажи ты мне?
Павел понимающе кивал, подливая коньяк в раздобытые Катей в киоске пластиковые стаканы. В основном он молчал, не пил, только делал вид, и лишь изредка задавал наводящие вопросы — чтобы нетрезвый собеседник не слишком отклонялся от заданной темы. Вспомнив преподанные ему еще в Москве Женей уроки, он придвинулся к Кирьяшу и, встряхивая головой, будто молодой барашек, произнес:
— Коля, я тебя уважаю. За нас.
Николай солидно кивнул, одним глотком, по-мужски, осушил стакан и привалился головой к плечу Павла. Ткачев предупредительно поднес ему пакет с чипсами. Николай зачерпнул оттуда горсть и задумчиво захрустел.
— Везде черти, — повторил он, — куда ни плюнь — везде…
— Да где они, Коля? — радостно воскликнул Павел, встряхивая Николая. — Оглянись? Вокруг — никого! Вечер, сумерки, вон луна на небо лезет… Благодать-то какая!
— Там они, — махнул Николай рукой куда-то в сторону. — На фабрике. Там у них шабаши.
— Да какие шабаши, Коля? Нет никаких чертей. А на фабрике женщины работают. Нитки прядут.
— Это сейчас. А бывает, что там черти, — упрямо повторил Николаи. — Уж я-то знаю, сам видел.
Он снова грузно навалился на Павла и смачно рыгнул.
— Пардон, — извинился он заплетающимся языком. — Директором я там был, вот так-то. Не хрен собачий!
— Не свисти.
— Что?! Во, зуб даю. Точно — директорствовал.
— Как же тебя туда занесло, Коля? — направлял собеседника Павел.
— Ты знаешь, чья эта шарашка? — поднял на него мутные глаза Николай. — Не знаешь. Сразу видно — приезжий. И какого хрена тебя сюда занесло… Хотя нет, все правильно. Хороший человек везде нужен… А контора эта жены моей. Лариски. Она меня туда поставила. Она, зараза. Все она… Пять лет был директором, потом не смог, ушел.
— Что ж тебя заставило с такого места уйти? Я бы за эту должность руками и ногами держался…
— А черти? Черти же, говорю тебе!!! — рассердился на недогадливого собутыльника Николай. — Она их сгоняла раз в год в цеху. И резала.
— Кого? Чертей?
— Каких чертей, дурья твоя башка… Баб, работниц.
— Кто резал?
— Хрен в пальто! — разозлился Николай. — Сказано, жена моя, Лариска.
— Зачем же она их резала? И как? Кухонным ножом, что ли?
Николай помолчал, словно собираясь с мыслями.
— Стены черной тканью завесят, — вдруг заговорил он, скривившись то ли от отвращения, то ли от страха, то ли от того и другого сразу. — Посреди цеха черный котел поставят. Потом Лариска появится вместе с этими своими… с охраной, значит. Выберут женщин — две-три, не больше, чтобы слухи по городу
