Единственное существо, с кем бы я сейчас хотел пообщаться -
Человек Без Тела. Но он не приходил. Я позвал, но он молчал.
Я уселся на одну из пустых лавочек, расположенных в шахматном порядке на аллее центральной улицы, закрыл глаза и позвал мысленно:
'Эй! Человек Без Тела, ты где?'
Он по-прежнему молчал. Я сосредоточился и позвал более настойчиво, но он все равно молчал.
'Да где же тебя носит, черт возьми!', - чуть не закричал я.
И он откликнулся. Ворчливо, словно я поднял его с постели или оторвал от какого-то важного дела.
- Ну, чего тебе? Что ты орешь, как псих? И почему черта поминаешь?
'Извини. Я тебя звал, но ты не отзывался. Не слышал?'
- Все я слышал. А что, я теперь, как собачка должен появляться по первому твоему зову? Не много ли ты на себя берешь? Я ведь не твой кореш.
'А кто ты? Только не говори мне, что ты Человек Без Тела. Я помню'
- Кто я? Я…обвинитель…
Человек Без Тела сказал это как-то неуверенно.
- Фу, ты! Ну, ерунда какая-то, честное слово! Вот всегда так!
Сначала клеймишь такого позором, грехи его вместе с ним вспоминаешь, а потом раз…и, глядишь, привязался. Из обвинителя в простого собеседника превращаешься!
'А разве это плохо?'
- Конечно, плохо. Что в этом хорошего? Ты в геенну огненную, а мне здесь? Душу твою оплакивать? Беседы наши вспоминать?
'Ну, не расстраивайся ты так. Давай, обвиняй, что ли?'
- Да не хочу я тебя обвинять!
'Тогда давай поговорим. Просто поговорим'
- Хорошо, давай. Увиделся с Пупком?
'Ты же знаешь'
- Знаю. А почему ты у него не спросил - что такое свобода? Ведь ты хотел спросить. Когда в Клим ехал в поезде и досье его изучал.
'Наверное, я знал, что он мне ответит'
- И что же он бы тебе ответил?
'Он бы сказал, что не знает. Видимо, каждый человек вкладывает в это слово свои представления. Так же, как в слово счастье. Слово есть, понятие существует, но каждый раз другое. Сегодня свобода и счастье в одном, завтра в другом, послезавтра…'
- А ты умнеешь на глазах. Наши разговоры даром для тебя не проходят. Глядишь, и геенны огненной тебе удастся избежать.
'А знаешь, мне все равно. Геенна, так геенна. Огненная, так огненная. Наверное, ты прав был, когда говорил, что каждый из нас, подлецов, за грехи свои ответить должен. А жизнь исправить нельзя.
Ничего изменить нельзя. То, что сделано - это навсегда. И прощение - это ничто. Главное - не то, что теперь о тебе человек думает, ему тогда больно было. И ты в этой боли виноват. И ничего не сделать, чтобы этой боли не было'
- Было, но прошло.
'Но ведь было же…', - я не спрашивал, я утверждал.
- Да ладно, будет тебе. Какие уж такие грехи ты совершил, чтобы так себя корить? Авторучка? Не велика потеря! И грех, стало быть, не велик. Гретта? У нее ведь не только задние лапы отнимались. Ту у нее на пузе шишак щупал?
'Был шишак', - вспомнил я.
- Опухоль у нее была. Злокачественная. Мучилась собачка сильно.
Больно ей было. Так, что вы с батей своим и с ветеринаром от мучений
Гретту избавили.
'Но она бы еще четыре месяца и восемь дней прожила. Ты сам мне об этом говорил. Врал?'
- Нет, не врал. Прожила бы. Но с другой стороны - четыре месяца и восемь дней она бы страдала от невыносимых болей.
'Я Артура убил', - не унимался я. Почему-то я хотел чувствовать себя виноватым во всех смертных грехах. Даже в тех, которых не совершал. Я хотел, чтобы меня стыдили. Что это - тщательно скрываемый и вдруг проснувшийся мазохизм? Мне бы радоваться, что
Человек Без Бела из обвинителя, превратился в моего защитника, а я хотел, чтобы мне было больно.
- Артур был законченным наркоманом, - продолжал меня успокаивать
Человек Без Тела. - Он умер от передозировки героина. Он умер бы именно в ночь с первого на второе марта в любом случае, если бы даже ты его любил, как собственного брата. Тут ничего нельзя было сделать. Даже если кто-нибудь, наподобие меня, запретил ему в этот вечер уколоться, Артур умер бы чуть позже. И даже не от наркотиков.
У него печень была конченная.
'Но ведь я мысленно пожелал ему смерти'
- Совпадение.
'Но Маша! Наш неродившийся малыш! Его то я убил. Струсил, испугался ответственности. Считал, что этот ребенок не позволит мне сделать карьеру. Я думал…'
- Ни о чем ты не думал, - вздохнул Человек Без Тела. - Знаешь, не будем пока об этом. Позже обсудим. Я думаю, с Машей ты еще встретишься. Вам есть о чем с ней поговорить и что решить.
'Ты так считаешь?'
- Считаю. Но прежде ты должен поговорить с Викторией. Она сейчас тебе сама позвонит.
'Этот звонок ты организовал?'
Человек Без Тела не ответил. Его уже рядом не было.
У меня в кармане зазвонил мобильник, и конечно это была Вика.
- Здравствуй дорогой. А это я.
Вика была слегка подшофе, что явствовало из протяжности ее голоса.
- Как прошли поминки? - спросил я.
Вика проигнорировала мой вопрос. Она сказала:
- Приезжай, Коля. Разговор есть.
- Может быть, отложим этот разговор на завтра? Мне кажется, что ты сейчас слегка…не в форме.
- Нет. Я сегодня должна тебе все сказать. А по поводу моей формы не печалься, тебе же лучше. Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Хочу сказать тебе все, что всегда хотела сказать.
- А может все-таки не надо? - Именно сегодня я совершенно не был расположен к тому, чтобы выяснять наши отношения, но Вика считала иначе.
- Надо, Федя! - Вика произнесла эту фразу тоном, не терпящим возражений. И так же убедительно, как герой известной кинокомедии.
- Ну, хорошо, - вздохнул я. - Ты где?
- У себя дома. Верней, у тебя, в оборудованном тобой гнездышке. В публичном, так сказать, доме.
- А мама как же? - я пропустил Викину колкость мимо ушей.
- С мамой остались сестры, мои тетки.
- Хорошо. Я сейчас возьму такси и приеду.
- Жду.
Вика была не слегка подшофе, а хорошо поддатой, но не в полном ауте. И все же мне нужно было приехать завтра.
У порога стоял кожаный чемодан.
- Ты куда-то собралась? - спросил я, не делая даже попытки ее поцеловать.
- Я переезжаю к маме. Завтра. Выпьешь?
