Преданная демократия. СССР и неформалы (1986-1989 г.г.)

палатах музей, созывали сходы, апеллировали к властям разного уровня[26] .

В этих событиях приняли участие и «общинные социалисты» с истфака МШИ. Это был их первый опыт публичной кампании. Особенно активно в защите палат участвовал В. Гурболиков, который жил близ места событий.

Вспоминает В. Гурболиков: «Я увидел, что на старых домах появились таблички с историей дома, а затем узнал, что в бывшей пивной – s палатах Щербакова – засели люди, которые требуют, чтобы этот дом объявили памятником архитектуры. Лидерами движения были студент-журналист Рустам Рахматулин, Кирилл Парфенов и архитектор Олег Журин. Он был такой огневой активист охраны памятников, прорвался на телевидение, рассказал об угрозе Кузнецкому мосту и палатам Щербакова.

Среди реставраторов я увидел своего знакомого, он рассказал мне о палатах. Я водил людей в соседние дома, рассказывая о них, а затем эти дома стали разрушать строители.

Я пометался в толпе, которая благодушно наблюдала за происходящим процессом разрушения, не нашел в них сочувствия и побежал в библиотеку к Андрею и Саше. Но, поскольку акция не была политической, я тоже достаточного сочувствия не нашел. Не революция же».

Вспоминает А. Исаев: «В читальный зал ворвался разгоряченный Гурбол и стал рассказывать о Лефортове. Я читал что-то об отчуждении – очень важное. Выслушали мы Володю довольно равнодушно, после чего он ушел возмущенный со словами: „Желаю успеха, господа!“

Ситуация напоминала сюжет анекдота, который Исаев придумал про классиков. Бакунин зовет Маркса и Энгельса на баррикады, а они выпроваживают его со словами: «Он так и не понял, что настоящая революция происходит именно здесь» – и продолжают писать фолианты. Долго играть такую противоестественную роль Исаев не мог, и по здравом размышлении «политики» решили все же помочь движению «культурников «.

Вспоминает А. Исаев: «Мы стали продумывать возможности политической поддержки – решили составлять петиции».

«Подпольщики» работали на субботнике лефортовцев, участвовали в составлении документов, в частности обращения к Борису Ельцину. Этот первый опыт петиционной активности уже несет на себе следы таких тактических приемов федералистов, как стремление столкнуть одни группировки бюрократов с другими, апелляция к историческим и экологическим ценностям.

В моем архиве сохранилось это письмо в Московский городской комитет КПСС: «Как и все советские люди, мы с глубоким удовлетворением восприняли решения XXVII съезда КПСС. Запомнились нам и ваши слова о том, что вопрос о сохранении архитектурного исторического лица Москвы является вопросом политическим.

Однако последние месяцы показали, что многие градостроители ведут себя так, будто бы не было XXVII съезда. Складывается ощущение, что проект строительства нового автокольца разрабатывался так, чтобы нанести максимальный ущерб архитектуре Бауманского и Калининского районов… Нам кажется, что было бы целесообразно временно приостановить строительство автострады и внести серьезные уточнения к проекту, которые позволили сохранить памятники архитектуры и экологически необходимую для района зеленую зону Лефортовского парка».

Ельцин приехал к палатам Щербакова, обещал помочь. Строительство было заморожено. Впоследствии активисты кампании создали группу «Слобода», которая стала союзником «Общины».

Участие «общинных социалистов» в лефортовской кампании было прервано в сентябре. Студентов по традиции того времени направили на принудительные сельскохозяйственные работы («на картошку»). Здесь теоретические поиски не прекращались.

Вспоминает В. Гурболиков: «Возникла своего рода Ланкастерская школа, когда студенты, прежде всего Исаев с Шубиным, читали лекции окружающим. Мне особенно запомнилась многодневная лекция о Китае, прочитанная ими. На самом деле это был разговор и о социализме, и об общественных отношениях вообще. Этот лекционный марафон позволил значительно пополнить багаж знаний, проговорить многие вещи. Это было время, когда мы могли свободно и спокойно, никуда не торопясь, помногу говорить об истории, революционном процессе, философских и религиозных вопросах. Я, в частности, именно здесь окончательно пришел к выводу о существовании Бога».

Главные споры по-прежнему шли о возможном социальном устройстве будущего и о путях перехода от слов к делу. Возможность представилась быстро. Условия жизни студентов были, как всегда, казарменными, хотя и не хуже, чем в других подобных ситуациях.

Вспоминает В. Гурболиков: «Работали на какой-никакой технике, кормили нас более или менее нормально, поселили в летних домиках для пионерлагеря. Но хотелось чего-то большого, и любой недостаток воспринимался как повод потренироваться перед революционными боями».

Для начала федералисты попытались назвать свою бригаду «провокационно»: «Бригада имени работы Ленина „Аграрные прения в третьей Государственной Думе“.

Тогда «юмористов» включили в женскую бригаду «Земляне» в качестве мужской рабсилы.

Руководство лагеря, куда помимо либерально настроенного куратора М. Золотухина входило несколько назначенных администрацией студентов, воспроизвело привычные армейские отношения в области организации быта, работ и снабжения. Работала эта система с обычными в такой системе сбоями, что вызывало глухой ропот со стороны студентов. «Революционеры» решили, что на этой почве можно организовать трудовой конфликт. Дело это было для них новое и по тем временам рискованное (можно было вылететь из комсомола, а значит, и из института). Тем не менее «подпольщики» разагитировали свою бригаду «Земляне» (это было несложно, поскольку остальные члены бригады были девушками, которые находились под эмоциональным влиянием немногочисленных, но говорливых парней) и добились согласия объявить забастовку. Организаторы стачки рассчитывали, что к ней присоединится и часть других бригад. Накануне в столовой они вывесили стенную газету «Аграрные прения», в которой критиковали отрядные порядки за схожесть с военными уставами и несоответствие КЗОТу: «Как знакомы отслужившим армию шаги назад от разумного порядка и демократизма к исходящей сверху дисциплине… Конечно, с нами советуются, выхватывая из гула голосов нужное решение. Не пора ли послушать членораздельную речь?» Главным требованием забастовщиков было создание делегированного органа студенческого самоуправления, который обсудил бы необходимые улучшения в жизни лагеря.

8 сентября бригада «Земляне» вышла на работы, но работать отказалась. Гурболиков выступил перед студентами с яркой речью о необходимых изменениях. Студенты сочувственно покивали, но все, кроме зачинщиков, все же разошлись по работам. Затем на место действия прибыл куратор М. Золотухин. От него зависело, доложить о происшествии в центр (что повлекло бы репрессии) или как-то решить дело миром. Он выслушал требования бастующих и преспокойно их удовлетворил.

Вспоминает В. Гурболиков: «Золотухину было абсолютно все равно, кто управляет, чем управляет».

Следующие «Аграрные прения» вышли с торжествующим объявлением: «9 сентября расширенное заседание штаба отряда утвердило требования забастовщиков, в том числе и политический пункт: „Для организации постоянной связи между руководством отряда и трудящимися бригады имеют право выбрать своих представителей в штаб“. Совет отряда начал работать и, к удивлению скептиков, действительно принял ряд полезных улучшений на уровне здравого смысла. Низовая демократия доказала свою полезность.

Вспоминает В. Гурболиков: «Степень участия в такой демократической системе определялась желанием. Кто хотел, тот участвовал в принятии решений. Кто не хотел – тот не участвовал, доверял другим. Но в результате все равно действует инициативная группа. Самоуправление строится на том, что есть люди, которым это интересно и нужно. Для тех, кому сейчас это не нужно, управление все равно будет существовать. Но оно не будет независимым от них. Слава Богу, дело лагерного управления было несложным, не потребовало от нас больших усилий и не позволило наломать дров».