доверие. Он, казалось, говорил: 'Я лучше вашего знаю все, что вы мне скажете, но продолжайте, продолжайте'. Так как он отличался неудержимой разговорчивостью, независимо от того, было ему что сказать или нет, то все единодушно находили, что 'у него огромный опыт', а его практика и доход с нее - по той же причине - считались превосходящими всякое описание. Пациентки не могли им нахвалиться, и даже самые сдержанные его поклонники всегда говорили о нем друзьям: 'Не знаю, какой он врач, этот Джоблинг (хотя репутация его говорит сама за себя, отрицать не приходится), но это самый приятный человек, с каким я только встречался'.
По многим причинам, далеко не последней из которых была его обширная практика среди купцов и их семейных, Джоблинг был именно таким человеком, какой требовался Англо-Бенгальской компании в качестве медицинского советника. Но Джоблинг был слишком дальновиден, чтобы сойтись с Компанией ближе, чем полагается должностному лицу на жалованье (и на очень хорошем жалованье), или допустить, чтобы его отношения с Компанией были истолкованы превратно. Поэтому любопытствующим пациентам он всегда разъяснял положение таким образом:
- Видите ли, уважаемый, относительно Англо-Бенгальской компании мои сведения очень ограниченны, очень ограниченны. Я их медицинский советник, на определенном помесячном жалованье. Достоин работник платы своей - 'Bis dat qui cito dat' {Дважды дает тот, кто скоро дает (лат.).} ('Знает классиков, этот Джоблинг, - думает пациент, - образованный человек!'), - и я регулярно ее получаю. Вот почему я обязан, в пределах того, что мне известно, отзываться хорошо об этом учреждении. ('В высшей степени порядочно с его стороны', - думает пациент, который сам только что заплатил ему по счету.) Если бы вы спросили у меня, уважаемый друг, - говорит доктор, - что-либо относительно капитала или надежности Компании, я бы затруднился вам ответить; в цифрах я разбираюсь плохо и, не будучи акционером, считаю не совсем удобным любопытствовать на этот счет. Врач должен отличаться тактом, в чем, без сомнения, согласится со мною и ваша любезная супруга. ('Можно ли быть тоньше и благовоспитаннее Джоблинга', - думает пациент.) Так вот, уважаемый, каким образом обстоит дело. Вы не знакомы с мистером Монтегю? Очень жаль. Весьма представительный мужчина и джентльмен в полном смысле слова. Поместья в Индии, как говорят. Дом и все обзаведение у него выше всякой похвалы. Все убранство и мебель самые роскошные. А картины - даже с анатомической точки зрения - просто совершенство! В случае, если вы надумаете за чем- нибудь обратиться к Компании, за мной задержки не будет, можете быть уверены. Я могу по чистой совести дать заключение, что вы человек здоровый. Если я разбираюсь в чьем-нибудь организме, то именно в вашем; а это маленькое нездоровье принесло ему больше пользы, сударыня, говорит доктор, обращаясь к жене пациента, - чем если бы он проглотил половину дурацких лекарств из моей аптеки. Все эти лекарства сущая чепуха; сказать по правде, половина из них сущие пустяки сравнительно с таким здоровьем, как у него! ('Джоблинг милейший человек, первый раз вижу такого, - размышляет пациент, - и, честное слово, об этом деле стоит подумать'.)
- Вам нынче следуют комиссионные, доктор, за четыре новых полиса и одну ссуду, да? - спросил Кримпл после завтрака, проглядывая бумаги, принесенные швейцаром. - Хорошо поработали!
- Джоблинг, мой любезный друг, - сказал Тигг, - желаю вам долго здравствовать!
- Нет, нет, пустяки. Какое же я имею право получать комиссионные, отнекивался доктор, - решительно никакого. Это значило бы обирать вас. Я же никого сюда не рекомендую. Говорю только то, что знаю. Пациенты спрашивают меня, а я говорю им, что знаю, - больше ничего. Осторожность всегда была моей слабой стороной, это правда. Всегда, с раннего детства: то есть, пояснил доктор, наливая себе вина, - осторожность в интересах других. Доверился ли бы я сам Компании, если бы вот уже много лет не вносил деньги в другое учреждение, - это совершенно иной вопрос.
Он постарался придать своему голосу самые задушевные интонации, но, почувствовав, что это у него выходит не совсем удачно, переменил тему и стал хвалить вино.
- Кстати, о вине, - сказал доктор, - оно мне напомнило, какой замечательный старый портвейн я пил однажды, дело было на похоронах. Вы еще не видели этого... этого господина, мистер Монтегю? - спросил он, передавая ему карточку.
- Его не похоронили, надеюсь? - сказал Тигг, взглянув на нее. - Если похоронили, то нам его общество неинтересно.
- Ха-ха! - засмеялся доктор. - Нет, еще не совсем. Хотя он имеет самое близкое и благородное касательство к упомянутому мною случаю.
- Да, я припоминаю, - сказал Тигг, поглаживая усы. - Нет, здесь он еще не был.
Он не успел произнести этих слов, как вошел швейцар и подал медицинскому советнику визитную карточку.
- Стоит только помянуть нечистого... - заметил доктор, вставая.
- И он уже тут как тут, а? - сказал Тигг.
- Да нет же, мистер Монтегю, нет, - возразил доктор. - К нему это не подходит, наш посетитель нисколько на него не похож.
- Тем лучше, - ответил Тигг, - тем приятнее для Англо-Бенгальской компании. Буллами, уберите со стола и вынесите посуду другим ходом. Мистер Кримпл, к делу!
- Представить его вам? - спросил Джоблинг.
- Буду бесконечно рад, - отвечал Тигг с обворожительной улыбкой, посылая ему воздушный поцелуй.
Доктор вышел в контору и немедленно возвратился с Джонасом Чезлвитом.
- Мистер Монтегю, - сказал Джоблинг, - позвольте мне. Мой друг мистер Чезлвит! Дорогой друг - наш председатель! Вот вам, - прибавил он, очень ловко спохватываясь и обводя всех взглядом, - поистине оригинальное действие силы примера. Вот поистине замечательное действие силы примера. Я говорю 'наш председатель'. Но почему я говорю 'наш председатель'? Ведь он же не мой председатель. Я не имею никакого отношения к Компании, кроме того, что даю им - за известный гонорар - мое скромное заключение и качестве медицинского советника, совершенно так же, как даю его каждый день Джеку Ноксу или Тому Стайлсу. Так почему же я говорю 'наш председатель'? Да просто потому, что все вокруг меня постоянно повторяют эти слова. Таково подражательное свойство ума у этого в высшей степени несамостоятельного двуногого человека. Мистер Кримпл, вы, кажется, не нюхаете табак? Напрасно. Вам следовало бы.
Пока доктор высказывал все это, угостившись в заключение весьма продолжительной и звучной понюшкой, Джонас присел к столу - такой неуклюжий и растерянный, каким мы еще никогда его не видели. Всем нам, а в особенности мелким душам, свойственно испытывать благоговейный трепет перед хорошим платьем и хорошей обстановкой. Они и на Джонаса оказали подавляющее действие.
- Я знаю, вам обоим надо поговорить о деле, - сказал доктор, - и вы дорожите временем. Я тоже: в соседней комнате меня дожидаются несколько человек страхующихся, а затем мне еще нужно обойти своих пациентов. Я уже имел удовольствие представить вас друг другу и теперь могу уйти по своим делам. Всего хорошего! Однако позвольте мне, мистер Монтегю, прежде чем я уйду, сказать следующее о моем друге, которого вы видите перед собой: этот джентльмен больше всякого другого человека, сэр, - произнес он, торжественно постукивая пальцами по табакерке, - живого или мертвого - способствовал тому, чтобы примирить меня с человечеством. До свидания!
С этими словами Джоблинг вышел из комнаты и направился к себе в кабинет внушать страхующимся, кик добросовестно он выполняет своп обязанности и как трудно застраховаться в Англо-Бенгальской компании. Он щупал им пульс, заставлял показывать язык, прикладывал ухо к ребрам, постукивал по груди и так далее; хотя, если бы он не знал заранее, что в Англо-Бенгальской компании никому нет отказа и что здесь меньше всего интересуются здоровьем клиентов, он был бы не тем Джоблингом, каким его знали друзья, не подлинным Джоблингом, а всего лишь жалкой подделкой.
Мистер Кримпл также отправился заниматься текущими делами, и Джонас Чезлвит с Тиггом остались одни.
- Я слышал от нашего друга, - сказал Тигг, придвигая свое кресло к Джонасу с пленительной непринужденностью, - что вы подумываете...
- Вот, ей-богу! Какое же он имеет право так говорить? - прервал его Джонас. - Я ему не рассказывал, о чем думаю. Если он забрал себе в голову, будто я сюда пришел с определенной целью, это уж его дело. Меня это ни к чему не обязывает.
Джонас сказал это довольно грубо, потому что, кроме обычной недоверчивости, в нем действовало
