- Алексис своего не упустит. А ты случаем не знаешь, _з_а_ч_е_м_ он здесь?
- Кажется хочет заключить сделку с Аболафией. Завтра начинается ее расследование.
- Ага. - Я еще раз прокрутил в голове некоторые из промелькнувших ранее мыслей. - Ты знаешь Мод Хинкл?
Его озадаченный вид был убедительней всякого - 'нет'!
- Она выдает себя за представителя высшего звена упомянутой тайной организации.
- Вот как!
- Сегодняшнюю беседу она завершила проповедью о ястребах и о вертолетах. Последовавшую за этим встречу с тобой я принял за случайное совпадение. Но теперь я начинаю понимать, что сегодняшний вечер подтверждает ее намеки на некое множество. - Я покачал головой. - Ястреб, меня вдруг катапультировали в сумасшедший мир, где стены имеют не только уши, но, кажется, и глаза, и длинные когтистые лапы. Любой из окружающих да, в том числе и ты, - может оказаться соглядатаем. Я шарахаюсь от каждого люка, а за шторами второго этажа прячутся бинокли и автоматы, если не кое-что похуже. Чего я никак не могу понять, так это каким образом эти гады, какими бы вездесущими они не были, вынудили тебя заманить в эту гнусную, дьявольскую...
- Что ты несешь! Брось! - Он откинул волосы со лба. - Никуда я тебя не заманивал...
- Осознанно, быть может, и нет, но в Особом отделе есть Банк голографической информации, а их методы, знаешь ли...
- Брось, я сказал! - И вновь просверк ледяных искорок. - Неужели ты думаешь, что я... - Но тут до него дошло, как сильно я напуган. - Слушай, тот Ястреб не какой-нибудь мелкий карманник. Он живет точно в таком же безумном мире, в какой угодил сейчас ты, только он живет там постоянно. Если уж он сюда явился, можешь быть уверен, его людей - глаз, ушей и пальцев - здесь не меньше, чем парней Мод Хикенлупер.
- Хинкл.
- Какая разница, хрен редьки не слаще. Ни один Певец никогда... Слушай, ты серьезно думаешь, что я мог бы...
И хотя я знал, что все эти ледяные искорки - всего лишь струпья на зудящей ране, сказал:
- Да.
- Ты как-то кое-что для меня сделал, и я...
- Скажем, прибавил тебе несколько лишних шрамов, только и всего.
Все струпья упали.
- Ястреб, - сказал я. - Покажи.
Он вздохнул; затем принялся расстегивать медные пуговицы. Полы куртки разошлись. Причудливые огоньки расцвечивали его грудь пастельными узорами.
Я почувствовал, как кривится губа, но отводить взгляд я не хотел. Взамен я со свистом вздохнул, что ничуть не лучше.
Он посмотрел на меня.
- Их намного больше, чем в прошлый раз, верно?
- Ты убьешь себя, Ястреб.
Он пожал плечами.
- Я уже не могу определить, которые из них я нанес себе сам.
Он принялся их разглядывать.
- Прекрати! - излишне резко выпалил я. Это становилось все более невыносимым, и наконец я увидел, как он потянулся к нижней пуговице. Малыш, - сказал я, стараясь не выдать голосом отчаяния, - зачем ты это делаешь? - И в моем голосе ничего не прозвучало. Ничто так не приводит в отчаяние как бесстрастие.
Он пожал плечами, увидел, что я хочу не этого, и на миг зеленые глаза полыхнули гневом. Но этого я тоже не хотел. Поэтому он сказал:
- Слушай... допустим, ты прикасаешься к человеку, мягко, нежно возможно, даже с любовью. Так вот, мне кажется, что при этом в мозг поступает информация, которую что-то там истолковывает как удовольствие. Быть может, что-то в моей голове истолковывает информацию совершенно неправильно...
Я покачал головой.
- Ты Певец. Певцы, конечно, люди экстравагантные, но...
Теперь головой покачал он. Очень медленно, почти незаметно. И не сумел сдержать закипевший гнев. Скулы его закаменели и в глазах мелькнула мысль, ясная, как боль, мелькнула - и исчезла, так и не излившись в словах. И свидетельством муки вновь остались лишь шрамы, паутиной опутавшие худое тело.
- Застегнись, малыш. И прости, если я чего-нибудь не так сказал.
Его руки замерли, поднявшись к первой пуговице.
- Ты и вправду думаешь, что я мог сдать тебя копам?
- Застегнись.
Он застегнулся. Потом сказал:
- Уже ведь полночь! Эдна только сообщила мне Слово.
- Какое же?
- Агат.
Я кивнул.
Он застегнул воротник.
- О чем ты думаешь?
- О коровах.
- О коровах? - переспросил Ястреб. - При чем тут коровы?
- Ты был когда-нибудь на молочной ферме?
Он покачал головой.
- Для того чтобы получить побольше молока, коров держат практически в бесчувственном состоянии. Корм дают внутривенно, из автоклава; питательная смесь перекачивается по трубам, сначала большим, потом - поменьше и совсем маленькие, пока не попадает ко всем этим высокоудойным полутрупам.
- Я видел. В журналах.
- Люди...
- ...коровы?
- Ты сообщил мне Слово. И теперь оно начнет перекачиваться и разветвляться, когда я сообщу его другим, а те будут передавать его еще дальше, пока завтра к полуночи...
- Пойду, меня ждет тот...
- Ястреб!
Он обернулся.
- Что?
- Ты считаешь, нет резона опасаться удара со стороны таинственных сил, более умелых и жестоких, чем мы с тобой... Ладно, будь по-твоему. Но ты еще не был свидетелем такого умопомрачительного исчезновения человека, какое я намерен устроить, как только избавлюсь от этого хлама.
Лоб Ястреба пересекли тоненькие морщинки.
- Ты уверен, что раньше я ничего подобного не видел?
- По правде говоря, совсем не уверен. - Я уже улыбался.
- Ага! - произнес Ястреб и издал звук, который был очень похож на смех, но смехом не был. - Пойду приведу того Ястреба.
Он скрылся среди деревьев.
Я бросил взгляд вверх, на обрывки лунного света в листве.
И посмотрел вниз, на свой портфель.
Аккуратно обходя камни, ко мне поднимался - тот Ястреб. На нем был серый вечерний костюм и серый свитер с высоким воротом. Голова над мясистым лицом была чисто выбрита.
