твоих доводах есть некоторая двусмысленность...
- Двусмысленность?!. - Толик кинулся в дальний угол мастерской и резко откинул холщовую занавеску... Тусклым глянцем замерцали ордена и звезды на груди генсека... Государственно насупив брови, глядели с холстов Косыгин, Суслов, Громыко... - А это не двусмысленность?! Одной рукой малевать авангард и толкать его за доллары, а другой - выполнять партийные заказы для красных уголков?.. Или, может быть, это одна из форм конспирации?.. В таком случае, позвольте вас огорчить, дорогие мои карбонарии, никому-то вы не опасны и не интересны!.. Те, кто представлял для них интерес, - те давно уже в лагерях!.. А вы для них - так, чайники со свистком!..
- Замолчи! - с нажимом сказала Аглая. - Ты и так наговорил достаточно мерзостей. И не смей задевать Евпатия. Он, в отличие от тебя, не трус!
- Да, я плохой! - снова взвился Толик. - А вы с Евпатием святые!.. Ты вообще образец добродетели!.. Может, расскажешь мужу, как ты поддерживаешь честь семьи в его отсутствие?.. Надеюсь, Евпатий поверит тебе на слово и не заставит меня перечислять все твои тайные родинки!.. Ну, смелей, Аглая!.. Чего вам бояться, раз вы такие храбрые!..
Евпатий грузно опустился на стул и не мигая смотрел на Толика. Аглая закрыла лицо руками и прислонилась к двери, чтобы не упасть. Толик понял, что произошло что-то страшное и непоправимое, может быть, гораздо более страшное, чем смерть... У него перехватило горло, и он заплакал...
x x x
...Домой Толик вернулся затемно. Коммуналка давно отужинала, все приникли к телевизорам. Только чуткое ухо Эммы Григорьевны отреагировало на слабый щелк замка, и она тут же высунула из комнаты свое острое любознательное рыльце.
- Толечка!.. Какое счастье, что вы пришли!.. Иван Васильевич страдает, но терпит... Я пыталась подсунуть ему утку, но он отказался... На унитазе он чувствует себя более комфортно.
- Естественно! - хмуро согласился Толик. - Унитаз возвышает человека. Особенно финский. Тут Иван Васильевич абсолютно прав!..
Тем не менее, операцию по очередному водружению Ивана Васильевича на унитаз Толик на сей раз проделал быстро, деловито и безапелляционно, нисколько не принимая в расчет тонкую душевную организацию своего подопечного.
- Кстати, Толечка!.. - Эмма Григорьевна желала быть ответно полезной. - Вера Николаевна просила передать, что она у соседки напротив. И что голубцы на плите в синенькой кастрюльке!..
x x x
...Оказавшись у себя в комнате, Толик открыл холодильник, достал оттуда початую бутылку водки и сделал несколько крупных глотков прямо из горлышка...
Затем вынул из кармана моток веревки... Это была та самая веревка, с помощью которой он давеча пытался затащить на чердак свой чемодан... Толик смотрел на нее напряженно и пристально, точно пытаясь сообразить, что же, собственно, с ней делать...
После сомнений, колебаний и путаных внутренних монологов у Толика всегда наступала минута ясного и спокойного прозрения: все равно ничего уже нельзя изменить. И тогда появлялось чувство легкости и свободы.
Появилось оно и теперь. Толик как бы наблюдал себя со стороны: вот он накидывает веревку на крюк от люстры, вот связывает петлю и надевает ее себе на шею, вот пробует ногами стол - удастся ли опрокинуть его одним толчком...
В какой-то момент ему вдруг показалось, что это не он, Толик, наблюдает за собой, а кто-то другой, реальный и осязаемый, находящийся здесь же, в этой комнате...
Чьи-то глаза, полные муки и ужаса, следили за каждым толиковым движением и умоляли, заклинали его остановиться...
Толик обернулся. В широко распахнутом дверном проеме медленно, как в рапидной съемке оседала на пол тетя Вера. Рот ее был исковеркан криком, но крика не было слышно...
Толик сорвал с себя петлю и закинул веревку в плафон.
x x x
...Вокруг тети Веры гомонили переполошенные соседи. Кто то обмахивал ее полотенцем, кто-то капал на сахар валокардин.
- Да какая вам разница, с какого она года?.. - кричала в трубку разъяренная Нина. - Говорят же вам, сердечный приступ!.. Что это за 'скорая' такая, которая полчаса выясняет, как кого зовут и кто чей родственник?!.
Тетя Вера смотрела Толику прямо в глаза и беззвучно двигала посеревшими губами. Толик наклонился к ней совсем близко. пытаясь по артикуляции угадать хотя бы отдельные слова...
- Как ты мог... - шептала тетя Вера. - У меня же никого. кроме тебя, нет... Я только для тебя и живу... А ты меня предал...
- Тетя Вера, дорогая... - Толик прижался губами к теткиному виску. Я тебя тоже очень люблю... Это была глупая шутка... Забудь про это...
x x x
...'Скорая', взметая грязные веера дождевой воды, неслась по ночному городу. Нечастые в такую пору автомобили опасливо жались к обочине, пропуская вперед эту замызганную вестницу то ли беды, то ли надежды...
...Толик держал тетю Веру за руку и твердил про себя, как молитву: открой глаза!.. открой глаза!.. открой глаза!.. Так ему было спокойней. Точно услышав толикову просьбу, тетя Вера чуть разомкнула веки. Разомкнула и тут же сомкнула снова, давая Толику понять, что хочет что-то сказать. Толик придвинулся ближе...
- На книжной полке... - непослушными губами прошептала тетя Вера. Между Чеховым и Плехановым... восемьсот рублей... я из пенсии откладывала... возьми себе...
- Ты о чем, теть Вер?.. - отшатнулся Толик. - С ума сошла?.. Вот выйдешь из больницы - мы их на радостях и прогуляем!.. А о плохом и думать не смей!..
x x x
...Сыпал мелкий, холодный, кусачий дождь. Люди сбивались в кучки под немногочисленные зонты. Рядом хоронили еще кого-то. Хоронили со вкусом, с толком, с расстановкой. Там было пестро от цветов, гудел оркестр, говорили речи.
У могилы тети Веры ничего похожего не было. И вообще пришедших на похороны было немного. В основном, соседи. И еще несколько старушек, которых никто не знал. Топталась еще группа студентов - те держались особняком.
Толик встал на колени, наклонился над сырым могильным холмиком и сказал прямо туда, в темную, плотную, непроницаемую глубь: 'Прости меня, тетя Вера!..'
Лицо его засборило морщинами, стало похожим на печеную сливу, и он заплакал. Кажется, только сейчас он осознал, что вот этот аккуратный продолговатый холмик - это все, что осталось от тети Веры...
- Толик! - соседка Нина потрясла его за плечо. - Хватит, не глупи!.. Земля же холодная, мокрая... Застудишь все свои дела!.. Вставай!..
x x x
...Поминки получились более чем скромные. Все тети верины сбережения ушли на похоронные хлопоты, так что поминальный стол соседи устраивали вскладчину. Застольная беседа никак не залаживалась - все говорили скучно и тягуче, словно по принуждению.
- И что в ней было хорошо, - разглагольствовал пьяненький сосед Коля, вечно отсутствующий нинин муж, - не кичилась образованием!.. С рабочими людьми говорила запросто!.. Вот я человек темный, неученый, а она мне: здравствуй, Коля!..
- Что же ей, не здороваться с тобой, что ли?.. - Нина явно стеснялась незамысловатых колиных сентенций. - Ясное дело, раз встретились здравствуй, Коля!.. Чего тут особенного?..
- Не скажи!.. - упрямился Коля. - Другая прошла бы мимо, а она здравствуй, Коля!.. По-родственному, по-соседски!.. Кто я для нее?.. Мудак с напильником!.. А она - здравствуй, Коля!..
- Будет тебе балабонить-то!.. - устыдила мужа Нина. - Ты ж не в пивнушке!.. Господи, как зальет зенки, так и несет незнамо что!..
- Святая душа была Вера Николаевна!.. - вздохнула Эмма Григорьевна. - И редкой интеллигентности!.. Спички попросит, так сто раз 'спасибо' скажет!.. Таких людей сейчас нет!.. Сейчас куда ни глянь - ; одни хабалки!..
- Хужает народ!.. - согласилась Зинаида Михайловна. - Особенно молодые!.. Давеча на лестнице нагадили!.. Не к столу будет сказано, вот такую кучу навалили!.. Не перепрыгнешь!.. А если бы лифт сломался?..
