расшалившегося дитятю.
Начало светать, вокруг проступили очертания крепостных стен, пылающий 'Сатерленд' несколько поблек. Далеко в заливе, недосягаемые для городских пушек, стройной кильватерной колонной уходили в море пять британских линейных кораблей. Что-то было не так с 'Плутоном' - только со второго взгляда Хорнблауэр понял, что флагман лишился грот-стеньги. По крайней мере одно французское ядро в цель угодило. Другие британские корабли, видимо не пострадали в этой, одной из самых блестящих операций в истории британского флота. Хорнблауэр оторвал взгляд от удаляющихся друзей и оглядел арену сражения. 'Турень' и брандер сгинули, на месте 'Сатерленда' догорали черные уголья, да вился над водою серый дымок. Два из трех линейных кораблей выбросило на камни к западу от крепости - не французам их починить. Уцелел только трехпалубник - побитый, без единой мачты, он качался на якоре у самой кромки прибоя. Первый же шторм выбросит на берег и его. Британскому средиземноморскому флоту не придется больше следить за заливом Росас.
Появился генерал Видаль, комендант крепости - он вместе со штабными офицерами делал обход и спас Хорнблауэра от приступа отчаяния, в которое тот чуть было не впал, провожая глазами удаляющихся друзей.
При виде Хорнблауэра генерал остановился.
- Что вы здесь делаете? - спросил он, однако за внешней суровостью угадывалось жалостливое участие - его Хорнблауэр замечал с тех пор, как пошли разговоры о расстреле.
- Меня выпустил караульный офицер, - объяснил Хорнблауэр на ломаном французском. - Я дал ему слово чести, что не сделаю попытки бежать. Если хотите, я повторю это в вашем присутствии.
- Он не имел права вас отпускать, - буркнул комендант, однако в речи его сквозило все то же роковое участие. - Полагаю, вы хотели видеть сражение?
- Да, генерал.
- Ваши соотечественники провели блестящую операцию. - Генерал печально покачал головой. - Боюсь, капитан, после этих событий вы не выиграли в глазах парижского правительства.
Хорнблауэр пожал плечами - за несколько дней общения с французами он успел подцепить эту привычку. Дивясь своему равнодушию, он отметил, что комендант впервые открыто намекнул на исходящую из Парижа угрозу.
- Мне нечего страшиться за свои поступки.
- Да-да, конечно, - сказал комендант торопливо и несколько смущенно, будто убеждал ребенка, что лекарство не горькое.
Он огляделся, ища, на что бы перевести разговор - к счастью, повод отыскался сразу. Из недр крепости донеслись приглушенные крики 'ура!' английские, не итальянские.
- Должно быть, это ваши люди, капитан, - сказал генерал, снова улыбаясь. - Полагаю, новый пленный рассказывает им о сегодняшнем сражении.
- Новый пленный? - переспросил Хорнблауэр.
- Да-да. Человек, который упал за борт адмиральского корабля 'Плутон', кажется? - и выплыл на берег. Вам, наверно, интересно с ним поговорить, капитан? Так поговорите. Дюпон, проводи капитана в тюрьму.
Хорнблауэр так торопился выслушать новоприбывшего, что едва нашел время поблагодарить коменданта. За две недели в плену он приобрел неодолимую тягу к новостям. Он сбежал по пандусу впереди отдувающегося Дюпона, бегом пересек брусчатый дворик. Провожатый велел часовому открыть дверь, и по темной лестнице они спустились еще к одной двери, окованной железом. Здесь дежурили двое часовых, гремя ключами, они отворили дверь, и Хорнблауэр вошел в камеру.
Большое и низкое складское помещение освещалось и проветривалось двумя зарешеченными отверстиями, выходящими в крепостной ров, оно пахло человеческим телом, а в данную минуту еще и гудело от голосов. Все те, кто остались от команды 'Сатерленда', забрасывали вопросами человека, скрытого в середине толпы. При появлении Хорнблауэра толпа раздалась, и новый пленник вышел вперед - матрос в одних только холщовых штанах и с длинной косицей за спиной.
- Кто такой? - спросил Хорнблауэр.
- Филипс, сэр. Грот-марсовый на 'Плутоне'. Честные голубые глаза смотрели на Хорнблауэра без тени смущения. Не дезертир и не шпион - обе эти возможности Хорнблауэр учитывал.
- Как сюда попал?
- Мы ставили паруса, сэр, собирались, значит, выйти из залива. 'Сатерленд' только что загорелся. Капитан Эллиот сказал, сэр, сказал, значит: 'Пора, ребята. Брамсели и бом-брамсели'. Мы, значит, полезли наверх, сэр. И вот я, значит, отдаю сезень грот-бом-брамселя, и тут, значит, стеньга как сломается, сэр, и я, вестимо, лечу в воду. Нас много попадало, сэр, но остальных, видать, убило, потому как ихний корабль, ну, горел который, его, значит, понесло ветром прямо на нас, сэр. По крайности, выплыл я один, сэр, я вижу: 'Плутона' нет, я тогда поплыл к берегу, сэр, а там уже уйма французишек, думаю, с ихнего корабля, который горел, спаслись вплавь, и они отвели меня к солдатам, а солдаты сюда, сэр. Тут ихний офицер стал меня расспрашивать - вы бы обхохотались, сэр, как он лопочет по-нашему - но я ничего не сказал. Я сейчас как раз говорил про сражение. 'Плутон', сэр, и 'Калигула', и...
- Я видел, - оборвал его Хорнблауэр. - На 'Плутоне' упала стеньга. А так он сильно пострадал?
- Да сохрани вас Бог, сэр, ничуть. В нас ядер пять всего и попало, и то, можно сказать, не задели почти, только адмирала ранило.
- Адмирала! - Хорнблауэр пошатнулся, словно его ударили. - Адмирала Лейтона?
- Адмирала Лейтона, сэр.
- Его... его сильно ранило?
- Не знаю, сэр. Сам не видел, сэр, я был на главной палубе, вестимо. Помощник парусного мастера, значит, сказал мне, сэр, мол, адмирала ранило куском дерева. А ему сказал помощник купора, сэр, он помогал нести адмирала вниз.
Хорнблауэр на время потерял дар речи и только смотрел на добродушное туповатое лицо моряка. Однако даже сейчас он отметил про себя, что моряк нимало не огорчен происшедшим. Гибель Нельсона оплакивал весь флот, и есть десятки других адмиралов, о чьей смерти или ранении подчиненные рассказывали бы со слезами. Будь Лейтон одним из них, моряк сообщил бы о его ранении прежде, чем расписывать собственные злоключения. Хорнблауэр и прежде знал, что Лейтона недолюбливают офицеры, теперь увидел, что и матросы не питают к нему приязни. Однако, может быть леди Барбара его любит. По крайней мере, она вышла за него замуж. Хорнблауэр, стараясь говорить естественно, выдавил:
- Ясно. - Потом огляделся, ища глазами старшину своей гички. Что-нибудь новое, Браун?
- Ничего. Все в порядке, сэр.
Хорнблауэр постучал, чтоб его выпустили и проводили обратно в комнату, где можно будет походить от стены до стены, три шага туда, три шага обратно. Голова раскалывалась, как в огне. Он узнал очень мало, но достаточно, чтоб вышибить его из колеи. Лейтон ранен, однако это не значит что он умрет. Рана от щепки может быть серьезной или пустяковой. Однако его унесли вниз. Ни один адмирал, пока он в силах сопротивляться, не позволил бы сделать с собой такое - по крайней мере, в пылу сражения. Может быть, ему разорвало лицо или вспороло живот - Хорнблауэр содрогнулся и поспешил отогнать воспоминания об ужасных ранах, которых навидался за двадцать военных лет. Однако, безотносительно к чувствам, вполне вероятно, что Лейтон умрет - Хорнблауэр в своей жизни подписал немало скорбных списков, и знал, как невелики шансы у раненого.
Если Лейтон умрет, леди Барбара будет свободна. Но что ему до того ему, женатому человеку, который скоро вновь станет отцом? Пока жива Мария, леди Барбара для него недоступна. Однако, если она овдовеет, это уймет его ревность. Но она может вторично выйти замуж, и ему придется заново переживать муки, как и тогда, когда он услышал о ее браке с Лейтоном. Если так, пусть лучше Лейтон живет - искалеченный или утративший мужские способности. Последнее соображение увлекло его в такой водоворот горячечных мыслей, что он еле выкарабкался.
Теперь в голове прояснилось, он зло и холодно обозвал себя глупцом. Он в плену у человека, чья империя протянулась от Балтики до Гибралтара. Он выйдет на свободу стариком, когда их с Марией ребенок вырастет. И вдруг он вздрогнул, вспомнив: его расстреляют. За нарушение воинских соглашений. Странно, как он забыл. Он зло сказал себе, что трусливо исключает возможность смерти из своих расчетов, потому
