собаку, черную, приближавшуюся к воде. Собака начала пить. Я поднял руку, чтобы прогнать ее от моей воды. Чтобы выполнить это движение, я сфокусировал взгляд на собаке и внезапно увидел, что собака стала прозрачной. Вода была сияющей прозрачной жидкостью. Я видел, как она идет по горлу собаки в ее тело; я видел, как затем вода равномерно растекается по всему ее телу и затем изливается через каждый из волосков. Я видел, как светящаяся жидкость движется по каждому из волосков и затем выходит из волосков, образуя длинный шелковистый ореол.
В этот момент я ощутил сильные конвульсии, и через пару секунд вокруг меня сформировался очень низкий и узкий туннель, твердый и странно холодный. На ощупь, он был как бы из листовой жести. Я оказался сидящем на полу туннеля. Я попытался встать, но ушиб голову об железный потолок, а туннель сжался до того, что я стал задыхаться. Я помню, как пополз к круглому отверстию, где туннель кончался; когда я до него добрался (если добрался), я уже совсем забыл о собаке, о доне Хуане и о себе самом, я был измучен, моя одежда была мокрой от холодной липкой жидкости... Я метался взад и вперед, пытаясь найти положение, в котором можно отдохнуть, в котором у меня перестанет так быстро биться сердце. При одном из этих передвижений я вновь увидел собаку.
Моя память тут же вернулась ко мне, и внезапно в мозгу у меня прояснилось. Я оглянулся, чтобы увидеть дона Хуана, но не мог различить никого и ничего. Все, что я мог видеть, так это собаку, которая становилась светящейся. Сильный свет исходил из ее тела. Я опять увидел, как вода текла по нему, освещая все, как костер. Я добрался до воды, опустил лицо в соусницу и пил вместе с собакой. Мои руки упирались в землю передо мной, и когда я пил, я видел, как жидкость течет по венам, испуская красные, желтые и зеленые оттенки. Я пил еще и еще. Я пил, пока весь не начал полыхать. Я пил, пока жидкость не начала изливаться из моего тела через каждую пору и не стала выливаться наружу, подобно шелковым волокнам, и я также обрел длинный, светящийся переливающийся ореол. Я посмотрел на собаку, и ее ореол был таким же, как и мой. Большая радость наполнила мое тело, и мы вместе побежали в направлении какого-то желтого тепла, исходившего из какого-то неопределенного места. И там мы стали играть. Мы играли с псом и боролись, пока я не стал знать все его желания, а он все мои. Мы по очереди управляли друг другом, как в театре марионеток. Я мог заставить его двигать ногами тем, что покручивал своей ступней, а каждый раз, когда он кивал головой, я чувствовал неодолимое желание прыгать. Но его коронным номером было заставлять меня чесать голову себе ногой, когда я сидел, он добивался этого, хлопая ушами сбоку набок. Это действие было для меня совершенно невыносимо забавным. Такой штрих грации и иронии, такое мастерство, – думал я. Веселость, которая мной овладела, была неописуемой. Я смеялся до тех пор, пока становилось совсем невозможно дышать.
Я имел ясное ощущение того, что не могу открыть глаза. Я глядел через толщу воды. Это было длительное и очень болезненное состояние, будто уже проснулся, но не можешь никак пробудиться. Мое поле зрения стало снова очень круглым и широким, и вместе с тем пришло первое обычное сознательное действие, состоящее в том, что я оглянулся и взглянул на это чудесное существо. Я тут я столкнулся с очень трудным переходом. Переход от моего нормального состояния прошел для меня почти незаметно; я был в сознании, мои мысли и чувства были критериями этого: переход был гладок и ясен.
Но эта вторая фаза, пробуждение к серьезному, трезвому состоянию, была поистине потрясающей. Я забыл, что я был человек. Печаль от такого неповторимого состояния была столь велика, что я заплакал.
Суббота, 5 августа 1961 года.
Позднее, тем утром, после завтрака, хозяин дома, дон Хуан и я поехали к дому дона Хуана. Я был очень усталым, но не мог заснуть в грузовике. Лишь когда тот человек уехал, я заснул на веранде дона Хуана.
Когда я проснулся, было темно, дон Хуан накрыл меня одеялом. Я поискал его, но в доме его не было. Дон пришел позднее с котелком жареных бобов и стопкой лепешек. Я был исключительно голоден. После того, как мы кончили есть и отдыхали, он попросил меня рассказать ему все, что со мной случилось предыдущей ночью. Я пересказал ему испытанное мной с подробными деталями и так аккуратно, как только было возможно. Когда я закончил, он кивнул головой и сказал:
– Я думаю, с тобой все хорошо. Мне сейчас трудно объяснить, как и почему. Но я думаю, что для тебя все прошло в порядке. Видишь, иногда он игрив, как ребенок, в другое время он ужасен, устрашающ. Он или шутит, или же предельно серьезен. Невозможно сказать заранее, каким он будет с другим человеком. И, однако, когда его знаешь хорошо – то иногда можно. Ты играл с ним этой ночью. Ты единственный из тех, кого я знаю, у кого была такая встреча.
– В чем же испытанное мною отличается от того, что испытали другие?
– Ты не индеец, поэтому мне трудно описать, что есть что, и, однако же, он или принимает людей, или отталкивает их, независимо от того, индейцы они или нет. Это я знаю. Я видел много таких. Я знаю также, что он шутит и заставляет многих смеяться, но никогда я не видел, чтобы он играл с кем-нибудь.
– Ты мне теперь не скажешь, дон Хуан, как пейот защищает?
Он не дал мне закончить. Он живо тронул меня за плечо.
– Никогда не называй его так. Ты еще недостаточно видел его, чтобы его знать.
– Как мескалито защищает людей?
– Он советует. Он отвечает на все вопросы, какие ему заданы.
– Значит, мескалито реален? Я имею в виду, что он что-то такое, что можно видеть?
Он, казалось, был ошарашен моим вопросом. Он взглянул на меня с каким-то вопрошающим выражением.
– Я хочу знать, что мескалито...
– Я слышал, что ты сказал. Разве ты не видел его прошлой ночью?
Я хотел сказать, что видел лишь собаку, но заметил его озадаченный взгляд.
– Так ты думаешь, что то, что я видел прошлой ночью, было им?
Он взглянул на меня с участием. Он усмехнулся, покачал головой, как если бы я не мог поверить этому, и очень проникновенным тоном сказал:
– Не говори мне, что ты считаешь, что это была твоя... мама?
Он приостановился, говоря «мама», так как то, что он хотел сказать, было «ту чиндара мадрэ» – идиома, используемая, как неуважительный намек на мать другого. Слово «мама» было так неподходяще, что мы оба долго смеялись. Потом я понял, что он заснул и не ответил на мой вопрос.
Воскресенье, 6 августа 1961 года.
Я отвез дона Хуана к дому, где я принимал пейот. По дороге он сказал мне, что имя человека, «который представил меня мескалито» – Джон. Когда мы подъехали к дому, мы обнаружили Джона сидящим на веранде с двумя молодыми людьми. Все они были в исключительно хорошем настроении. Они смеялись и разговаривали очень непринужденно. Трое говорили по-английски в совершенстве. Я сказал Джону, что приехал поблагодарить его за оказанную мне помощь.
Я хотел узнать их мнение о своем поведении во время галлюциногенного опыта, и сказал им, что я пытался думать о том, что я делал предыдущей ночью, но не мог вспомнить. Они смеялись и были нерасположены говорить об этом. Они, казалось, сдерживались из-за присутствия дона Хуана. Они все поглядывали на него, как бы ожидая утвердительного знака, чтобы поговорить. Дон Хуан, видимо, дал им такой знак, хотя я ничего не заметил, потому что Джон начал внезапно рассказывать о том, что я делал прошлой ночью.
Он сказал, что знал о том, что я был «взят», когда услышал, что я стал пукать. Он утверждал, что я пукнул 30 раз. Дон Хуан поправил его, что не 30, а только десять.
Джон продолжал:
– Когда мы все подвинулись к тебе, ты был застывшим и у тебя была конвульсия. Очень долгое время, лежа на спине, ты двигал ртом, как будто говоришь. Затем ты начал стучать головой об пол, и дон Хуан надел тебе на голову старую шляпу. И ты это прекратил: ты дрожал и вздрагивал, часами лежа на полу. Я думал, что тогда все заснули. Но я слышал сквозь сон, как ты пыхтел и стонал. Затем я слышал, как ты вскрикнул, и проснулся. Увидел, как ты, вскрикивая, подпрыгиваешь в воздух. Ты сделал бросок к воде, перевернул посудину и стал барахтаться в луже.
Дон Хуан принес тебе еще воды. Ты сидел спокойно перед соусницей. Затем ты подпрыгнул и снял с себя всю одежду. Ты встал на колени перед водой и начал пить большими глотками. Затем ты просто сидел и смотрел в пространство.
