безудержный смех, что лишь усиливало общий бедлам. Финско-канадский лесоруб Раймо Хаккинен, повиснув над пневматическим планширом судна, целовал протянутые руки дам, а мужчин потчевал из серебряной фляги. Стейн Ольсон, напротив, держался в тени, причем одной своей лапищей обхватил Сьюки, как бы оберегая ее. Вид у обоих был встревоженный.
Шкипер Длинный Джон подошел и стал на носу рядом с Брайаном. Он ощупывал пальцами серый торквес на шее и во всю глотку хохотал.
— Гляди-ка, Брайан! Они нас мигом доставят. Надо же, какая встреча! Первый раз такое вижу! Гляди, гляди, как золоченый коротышка-то разошелся! Они с ним еще повозятся, пока приструнят… И то смогут ли.
Брайан тупо уставился на сияющую физиономию шкипера.
— Что? Прости, Джонни, я не расслышал. По-моему, там мелькнула моя… Ну, словом, женщина, которую я знал когда-то.
Моряк мягко, но властно взял его за плечо и усадил рядом с собой. Погонялы подхлестывали тягловую скотину, из толпы раздавались подбадривающие крики и звон мечей по усыпанным алмазами щитам. Когда корабль выполз на сушу, из сотни глоток и умов грянула песня тану; мелодия ее была странно знакома Брайану, хотя ни одного слова он не понял.
Ли ган нол по, кон ньези, Кон о лан ли пред неар, У тайнел компри ла нейн, Ни блепан алгар дедон.
Шомпри пон, а габринел, Шал у кар метан прези, Нар метан у бор тайнел о погекон.
Кар метан сед гон мори.
Пальцы Брайана вцепились в фальшборт. Фантастическая кавалькада в доспехах мельтешила вокруг бечевника, словно бы помогая тянуть судно. Растительности на берегах соленой лагуны не было никакой, но причудливые комья и столбики минерального происхождения, окутанные колеблющимися тенями, напоминали руины волшебного замка. Кортеж устремился в низину, окруженную крутыми скалами, и огненный мираж Мюрии скрылся из виду. Взятый на буксир корабль и его феерический эскорт, казалось, погрузились в черный зев пещеры, охраняемой огромными, грубо высеченными из камня херувимами. Песня эхом отражалась от нависающих стен.
Перед мысленным взором Брайана возникли образы детских лет. Глубокая, темная пещера, а в ней затерялось любимое существо. Главный герой: мальчуган, которому едва сравнялось восемь; время: шесть миллионов лет вперед; место действия: меловые холмы Англии, где в коттедже жила его семья. Пропал котенок Уголек, которого он искал трое суток. Наконец набрел на вход в пещеру, такую узкую, что еле-еле смог туда протиснуться. Больше часа он вглядывался в черноту смрадного лаза, понимая, что надо все обшарить, но страшась одной этой мысли.
Наконец все-таки достал из кармана электрический фонарик и пополз. Пещера крутыми изгибами вела вниз. Царапаясь об острые камни и едва дыша от страха, он все полз и полз по темному сужающемуся коридору. Летучие мыши навалили здесь кучи зловонного помета. За одним из поворотов дневной свет совсем померк, и перед ним открылась яма, слишком глубокая, чтобы ее можно было осветить карманным фонариком. Он направил луч в глубь ямы и не увидел дна. «Уголек!» — позвал он, и эхо возвратило ему какой-то надломленный стон. Замкнутое пространство было наполнено зловещим шуршанием и жалобным писком. С потолка на него внезапно обрушилась едкая струя мочи.
Задыхаясь и отплевываясь, он хотел было повернуть обратно, но щель была слишком узкой. Пришлось ползти задом на животе; по щекам струились слезы; он боялся, что летучие мыши в любую минуту набросятся на него и обкусают нос, губы, щеки, уши.
Он оставил на полу зажженный фонарик — может, свет отпугнет этих тварей — и продолжал двигаться, сантиметр за сантиметром, по шершавым камням. Ободрал в кровь локти и колени. Коридор никогда не кончится! Он как будто еще больше сузился, и вот сейчас его раздавит черная каменная масса.
И все же он выбрался.
От слабости Брайан не мог даже плакать и пролежал возле пещеры до тех пор, пока не село солнце. Когда наконец нашел в себе силы подняться и приплелся домой, то на заднем дворе увидел Уголька: тот преспокойно лакал сливки из блюдечка. Ужасающая вылазка оказалась напрасной. «Ненавижу тебя!» — закричал он. Но когда мать выбежала на его крик, он уже прижимал черного котенка к своей оцарапанной, испачканной щеке и гладил его, чувствуя, как тихое мурлыканье успокаивает бешеный ритм сердца.
Уголек прожил еще лет пятнадцать, превратился в толстого, самодовольного кота, а ребяческое обожание Брайана перешло в привязанность, что сродни привычке. Но, видно, ему суждено жить в вечном страхе от потери любимого существа; мало того — к страху примешивается ненависть, оттого что вся его отвага пропадет втуне… Теперь он вступает в новую пещеру.
Дружелюбный голос шкипера вернул Брайана к действительности.
— Так ты из-за Мерси сюда притащился? А ты уверен, что она тут, в Мюрии? Это они тебе сказали?
— Да. Тот тип, что допрашивал нас в Надвратном Замке, узнал ее по фотографии и сказал, что ее отправили сюда. А Крейн мне намекнул: дескать, если я буду с ними сотрудничать, то мы… я и она… может, встретимся.
Брайан секунду поколебался, затем расстегнул нагрудный карман и достал оттуда кусочек бумаги. Длинный Джон уставился на озаренное внутренним светом личико.
— Красотка! А глаза-то грустные! Такой я тут не видал, Брай, правда, я редко на берег схожу… Нет, точно не видал: такую не сразу забудешь. Ух и глазищи!.. Бедняга ты, бедняга!
— Это уж точно, Джонни.
— А чего она-то сюда явилась? — полюбопытствовал шкипер.
— Не знаю. Ты будешь смеяться: мы были знакомы всего один день. Только встретились — а мне уезжать в экспедицию: тогда она казалась такой важной… Возвращаюсь — Мерси нет. Ну и ничего не оставалось, как последовать за ней, понимаешь?
— Как не понять! Сам из-за этого здесь очутился. Правда, меня тут не ждал никто… Знаешь, Брай, ты тоже приготовься к неожиданностям.
— Мерси латентна. Скорее всего, ей надели серебряный торквес. Я почти уверен в этом.
Верзила шкипер медленно покачал головой и опять дотронулся до своего серого ожерелья.
— А-а, кабы только в этом дело… Впрочем, Бог их знает… говорят, если у тебя не было… как их… метафункций и вдруг они появились, то ты очень рискуешь. Взять хоть нас, серых… какие там у нас метафункций — и говорить не о чем!.. Ан нет, и нам кой-чего перепадает через торквес.
Поджав свои тонкие синюшные губы, он вдруг воскликнул:
— Слушай, дружище! Слышишь?
— Поют на своем языке.
— Ну да, ты, ясное дело, слов не разбираешь. А вот нам, окольцованным, песня эта говорит: «Счастливая встреча — не бойся ничего — тут вс„ для тебя — и все за одного!» Стоит человеку попасть в ихнюю шайку, он сам не свой делается, будто ему мозги новые вправили. Даже нам, серым, ей-Богу! Скажешь, телепатия? Верно, хотя не только она! Чертовщина какая-то… Можно разговаривать без слов… Не умею я объяснить!.. Все они словно одна большая семья. И ты теперь к ней принадлежишь, да-да! Она тащит тебя за собой, как вот эту посудину. Больше ты не будешь один со своей тоской. И никогда никто тебя не оттолкнет. Всякий раз, как понадобится сила или утешение, ты почерпнешь их из общего котла. И ничего тут страшного нет, потому что ты сможешь взять ровно столько, сколько надо… Есть, правда, и ограничения. Если ты пс золотой, то должен выполнять приказы, как в армии… Но главное в том, что эти штуковины все твое нутро переворачивают наизнанку. Постепенно, не враз, но переворачивают! Если ты носишь торквес, то хоть не хошь — ты уже другой человек. Так что твоя красотка теперь, надо думать, совсем не та, какой ты ее запомнил.
— Может, я уже ей больше и не нужен, а?
— Да нет, я ведь ее не знаю, Брай. Люди в торквесах по-разному себя ведут. Некоторые прямо-таки расцветают. Большинство, можно сказать.
Антрополог не решился заглянуть в темные глаза шкипера.
— Но не все… Понимаю… Что же происходит с неудачниками?
— Среди нас, серых, неудачников не особенно много. У тану пропасть всяких проверок да испытаний, чтобы выбрать, кто им подойдет, кто — нет. У них тут целая команда спецов работает, а во главе ее лорд Гомнол… Так вот, они следят, чтоб ни один нормальный человек не получил даже серого торквеса, если в
