- Честь имею явиться...
Старший офицер остановился и посмотрел на Володю недовольным взглядом занятого по горло человека, которого неожиданно оторвали от дела.
- Назначен на корвет 'Коршун'...
- И зачем вы так рано явились?.. Видите, какая у нас тут спешка? ворчливо говорил старший офицер и вдруг крикнул: - Ты куда это со смолой лезешь?.. Только запачкай мне борт! - и бросился в сторону.
- Тут, батенька, голова пойдет кругом!.. - заметил он, возвращаясь через минуту к Володе. - К командиру являлись?
- Являлся. Он разрешил мне пробыть десять дней дома.
- Ну, конечно... А то что здесь без дела толочься... Когда переберетесь, знайте, что вы будете жить в каюте с батюшкой... Что, недовольны? - добродушно улыбнулся старший офицер. - Ну, да ведь только ночевать. А больше решительно некуда вас поместить... В гардемаринской каюте нет места... Ведь о вашем назначении мы узнали только вчера... Ну-с, очень рад юному сослуживцу.
И, быстро пожав Володе руку, он понесся на бак.
Володя спустился вниз и, заметив у кают-компании вестовых, просил указать батюшкину каюту.
Один из вестовых, молодой, белобрысый, мягкотелый, с румяными щеками матрос, видимо из первогодков, не потерявший еще несколько неуклюжей складки недавнего крестьянина, указал на одну из кают в жилой палубе.
Это была очень маленькая каютка, прямо против большого машинного люка, чистенькая, вся выкрашенная белой краской, с двумя койками, одна над другой, расположенными поперек судна, с привинченным к полу комодом-шифоньеркой, умывальником, двумя складными табуретками и кенкеткой для свечи, висевшей у борта. Иллюминатор пропускал скудный свет серого октябрьского утра. Пахло сыростью.
Между койками и комодом едва можно было повернуться.
- Батюшка еще не приезжал?
- Никак нет, ваше благородие! - отвечал белобрысый вестовой и, заметив, как интересуется каютой и подробно ее осматривает Володя, спросил:
- Нешто и вы с попом будете жить?
- Да, братец.
- Так позвольте вам доложить, что я назначен вестовым при этой самой каюте. Значит, и вам вестовым буду.
- Очень рад. Как тебя зовут?
- Ворсунькой, ваше благородие...
- Это какое же имя?
- Хрещеное, ваше благородие. Варсонофий, значит. Только ребята все больше Ворсунькой зовут... И господа тоже в кают-компании.
- Видно, недавно на службе?
- Первый год, ваше благородие... Мы из вологодских будем...
- А фамилия как?
- Рябов, ваше благородие...
- Ну, Рябов, - проговорил Володя, считавший неудобным звать человека уменьшительным именем, - будем друзьями жить. Не правда ли?
- Так точно, ваше благородие. Я стараться буду.
- А грамоте знаешь?
- Никак нет, ваше благородие...
- Я тебя грамоте выучу. Хочешь?
- Как прикажете, ваше благородие...
- Да я не могу приказывать. Твоя воля.
- Что ж, я согласен, ваше благородие.
- Ну, прощай, брат... Вот тебе!
Володя сунул матросу рублевую бумажку и вышел вон.
- Ишь ты! - проговорил с радостным изумлением Ворсунька и пошел рассказывать вестовым, какой добрый, простой молодой барин: и грамоте обещал выучить, и так 'здря' бумажку дал.
Ашанин ушел в восторженном настроении духа.
В нескольких шагах от корвета он снова встретил пожилого рябоватого матроса с серьгой, который нес ведро с горячей смолой.
- А что, Бастрюков, каков у вас командир? Довольны вы им? - спросил Володя.
- Нашим-то Василием Федорчем? - воскликнул останавливаясь Бастрюков и словно бы удивляясь вопросу Володи. - Видно, вы про него не слыхали, барин?
- То-то, не слыхал.
- Так я вам доложу, что наш командир - прямо сказать - голубь.
- Добрый?
- Страсть добер. Я с им, барин, два года на 'Забияке' в заграницу ходил, в Средиземное море. Он у нас тогда старшим офицером был. Так не то что кого-нибудь наказать линьками* или вдарить, он дурного слова никому не сказал... все больше добром... И других офицеров, которые, значит, зверствовали, стыдил да удерживал... Он матроса-то жалел... Так и прозвали мы его на 'Забияке' голубем. Голубь и есть! - заключил Бастрюков.
______________
* Линек - небольшая, дюйма в три толщиной, веревка, которой в прежнее время били матросов по оголенным спинам. В царствование императора Александра II телесные наказания были отменены, и теперь им подвергаются только штрафованные по суду матросы.
С каким-то особенно радостным чувством слушал Володя эти похвалы старого матроса, и когда в тот же день вернулся домой, то первым делом восторженно воскликнул:
- Ну, мамочка, если бы ты знала, что за прелесть наш капитан!
И Володя стал передавать свои впечатления и сообщил отзыв о капитане матроса.
- Верно, он и моряк чудесный. Вы знаете нашего капитана, дядя?
- Слышал, что превосходный и образованный морской офицер, - отвечал дядя-адмирал, видимо довольный восторженным настроением племянника.
IV
Ах, как незаметно быстро пронеслись последние дни! С утра этого хмурого и холодного октябрьского дня, когда Володе надо было перебираться на корвет, Мария Петровна, то и дело вытирая набегавшие слезы, укладывала Володины вещи в сундук. Благодаря дяде и матери Володю снарядили отлично. Сундук вскоре наполнился платьем - и форменным, будущего гардемарина, и штатским, для съезда на берег за границей, бельем, обувью и разными вещами и вещицами, в числе которых были и подарки Маруси, Кости и няни. Все несли свою лепту, всем хотелось чем-нибудь да одарить милого путешественника-моряка. Ни одна мелочь не была забыта, все аккуратно уложено заботливой материнской рукой.
Тронутый, взволнованный и благодарный Володя часто входил в уютную маленькую спальную, где заливалась канарейка, и целовал то руку матери, то ее щеку, то плечо, улыбался и благодарил, обещал часто писать и уходил поговорить с сестрой и с братом, чтобы они берегли маму.
- А вот, Володя, тут варенье, - говорила Мария Петровна, показывая на большой, забитый гвоздями ящик, в котором был почти весь запас, заготовленный на зиму. - Полакомишься... За границей такого нет.
- Ах, мама, мама! - восклицал Володя и снова целовал мать.
К четырем часам пришел маленький адмирал и резким движением сунул Володе туго набитый вязаный кошелек, в котором блестели новенькие червонцы.
- Тут их сто. Сразу, смотри, не транжирь... До производства ведь еще долго... Да кошелек береги... Он у меня еще с первого моего дальнего вояжа... Одна дама вязала...
- Зачем так много, дядя?
- Пригодится... Можешь, если придется, в Париж и в Лондон съездить... Готов?
