кончики его пальцев. «Ах, вот что!» Федя со злостью стер полотенцем «следы преступления».
— То-то же-с, — буркнул капитан.
Великанов, оскорбленный, вернулся к себе и, присев на парусиновую раскладушку, задумался.
В буфете пахло тараканами, грязными тряпками и еще чем-то приторным и несвежим. Если считать старый пароход тараканьим царством, то в буфете наверняка была их столица.
Паровая батарея чуть слышно шипит, шуршат быстрые рыжие твари. Вначале в глаза бросались только взрослые тараканы.Они бегали взад и вперед, останавливались, шевелили длинными усиками… Но если присмотреться, то и на полу, на стенах, на столе у каждой хлебной крошки копошились сотни и сотни еле приметной белесой тараканьей мелюзги.
Федя чувствовал к ним необоримое отвращение. А тараканы, падая с потолка, нередко попадали ему за воротник.
Старик буфетчик не признавал патентованных средств. И правильно делал. Всякие порошки в нарядных банках с грозной рекламой «Смерть тараканам, блохам и клопам» мало помогали. Поэтому по всем углам буфета стояли самодельные ловушки: стеклянные банки, смазанные изнутри по краям маслом, с кусочками хлеба и сахара на дне. Тараканы, чуя съедобное, поднимались по стенкам банки, сваливались к приманке, но назад вылезти не могли из-за скользкого жирного пояса.
Надолго останется в памяти Феди Великанова шепот горячих паровых батарей, позванивание рюмок, подвешенных под потолком в буфете, шуршание противных насекомых, тошнотворный тараканий запах.
В жилых каютах этой дряни было меньше. Однако Федя всякий раз вскакивал с койки, если рыжий гуляка заползал ему под рубаху.
Конечно, юноше не нравилась его теперешняя работа, что кривить душой. Он решил посвятить свою жизнь мореплаванию, хотел быть капитаном, водить пароходы по всему земному шару. Но это когда- то! А пока… И вообще: разве мытье стаканов или уборка кают имеет отношение к судовождению? Однако Великанов понимал: если смотреть глубже, можно ответить утвердительно. На судне, в море, важна всякая работа. Это одно. Кроме того, прежде чем стать капитаном, каждый должен послужить помощником. А старший помощник распоряжается буфетчиками, поварами и уборщиками. Значит, он должен знать их дело. Разумеется, судоводителем можно стать и не побывав буфетчиком или поваром, но Федя пошел на нынешнюю должность не совсем по собственному желанию, а в порядке комсомольской дисциплины.
А это совсем другое.
Но всякий ли способен выполнять работу уборщика даже как комсомольское поручение? Совсем не просто каждый день вставать, когда еще темно, раньше всех на пароходе, убирать кают-компанию, мыть оставшуюся после ночных вахтенных посуду. Потом уборка кают: надо вынести ведро из каждого умывальника, налить свежей воды в бачки… застилать чужие постели, мыть полы и — самое неприятное — выносить ночные горшки из кают. Правда, убирать капитанскую каюту удостаивался чести только буфетчик Евграф Спиридонович. И еще уборщик всегда на побегушках у всех кают-компанейских. К вечеру юноша валился с ног от усталости. А практические задания, полученные из училища на летнее плавание?.. Их тоже нельзя забывать. И Федя ложился спать поздно, редко высыпался. А если ко всему прибавить вечную воркотню буфетчика, то можно себе представить, как жилось Великанову.
Вряд ли всем пришлась бы по плечу такая работа. Но Федя справлялся. Еще дома, с детских лет, он привык помогать матери. Он убирал комнату, мыл полы, чистил картошку, мыл столовую посуду. Мать, фельдшерица, своим трудом кормила сына. Федин отец погиб во время владивостокского восстания на флоте 1906 года.
Недаром говорят, что только тот, кто познал труд сызмала и знает, как люди в поте лица добывают свой хлеб, может по-настоящему бороться с трудностями в жизни. Такому человеку посильно любое дело. Федя привык не бояться никакой работы. Вот и сейчас, несомненно, пригодилась его закалка. Неженки и белоручки только мечтают о подвиге. Первые же трудности чаще всего отпугивают их, заставляют бросать начатое. «Когда наступит время, я сумею выполнить любое задание», — говорит белоручка. Но время для него обычно никогда не наступает…
Комсомольское поручение было первым законом для Феди. Тем более, ему сказали, что задание на «Синем тюлене» исходит от партийного центра! Это казалось Феде почти невероятным. Героические подвиги коммунистов в борьбе за Советскую власть крепко врезались в молодые сердца. А теперь такое доверие ему, комсомольцу!
Вряд ли Великанов понимал все значение партии большевиков для происходившего на Дальнем Востоке и в России. Но он с ясными глазами шел по пути отца, защищал Россию от хищных иностранцев. Он хотел справедливости для народа. Если можно так выразиться, он медленно взбирался по лестнице из мира идеального в мир реальный. Люди, с которыми он встречался, события, происходившие вокруг него, помогали ему разобраться в жизни, познать ее такой, какой она была на самом деле.
Политическая жизнь Феди Великанова началась во Владивостоке с забастовки учащихся. Воспитанники коммерческого училища потребовали удалить оскорбившего их педагога, а педагогический совет решил исключить некоторых наиболее «активных» учеников. Этот случаи стал широко известен. Многие учебные заведения Приморья поддержали исключенных. Начались собрания, стачечники выбрали свой комитет. Федя в то время учился в седьмом классе гимназии. Он тоже попал в стачком. Там он познакомился с Александром Фадеевым — белокурым, высоким восторженным юношей. Учащихся поддержала партийная организация Владивостока. Забастовали все средние учебные заведения города.
Исключенные воспитанники коммерческого училища были снова приняты. Дирекция не устояла перед дружным натиском. Вскоре после этих событий Федя Великанов вступил в «Союз рабочей молодежи», а потом стал комсомольцем.
После контрреволюционного меркуловского переворота, когда большевикам пришлось уйти в подполье, Федя однажды получил почетное задание, которым гордился, — сопровождал большевика- подпольщика на явочную квартиру. Приходилось расклеивать прокламации и разбрасывать листовки, собирать деньги и продукты для арестованных.
В дни меркуловщины Великанов познакомился с одним из комсомольских вожаков — военным моряком Часовитиным.
Когда Федя узнал, что на «Синем тюлене» ему в одиночестве придется выполнять куда более опасное поручение, он сначала заколебался. Каратели не должны высадиться в Императорской — вот что он должен был сделать. А как? Целый вечер он сидел у старого механика Острейкина, несколько лет проплававшего на «Синем тюлене»; многому научил он Федю, но это был, так сказать, подсобный материал. На судне все зависело от обстановки, от того, как сложатся обстоятельства. Главное, пожалуй, заключалось в том, сумеет или не сумеет Федя найти себе помощников на пароходе. Не чувствовать в тяжкий момент дружеской поддержки, не иметь возможности посоветоваться, быть всегда одиноким — самое тяжкое, что может быть в жизни… Да и задание такое, что выполнить его, может статься, одному не под силу. Великанов не знал, что сначала все планировалось по-другому, что у пославших его не оказалось другого выхода. На «Синий тюлень» его устроил по просьбе матери дядя-механик. И вот Федя на пароходе в роли уборщика…
«Ты будешь скользить на волосок от гибели, — сказал ему большевик Василий Руденко на прощание. — Будь осторожен, но если припрет — иди на все, не прощай никому… Они же не прощают». И он передал Феде видавший виды наган с потертыми щеками деревянной ручки.
Федя теперь вспомнил книгу Жюля Верна «Пятнадцатилетний капитан». Как там просто получилось: чтобы сбить с курса корабль, положили топор под магнитный компас, стрелка резко отклонилась, и корабль пошел вместо Америки к Африке…
Попробуй-ка на самом деле так сделать! На «Синем тюлене», как и на других пароходах, вахтенный помощник каждые полчаса сверяет показания главного компаса на верхнем мостике и путевого, по которому правил рулевой. Конечно, можно попытаться вывести из строя оба компаса, но это уже сложнее, и все равно почти сразу разоблачат. Здесь не пятнадцатилетний капитан, тут непрерывно стоит бдительная вахта и действовать надо по-иному.
Сидя на раскладушке, Великанов думал, вздыхал. Длинный день подходил к концу, и он вспомнил свою каюту. И фотографию над изголовьем… Он улыбнулся. Ложась спать и просыпаясь, он тихонько
