Итак, дракон… Соно поморщился снова, — будем честными! Всего лишь дракончик, юнец, по их собственным меркам не достигший зрелости!
Он согласился таки служить ему. И именно теперь Соно не знал как! От идеи скованного ящера на цепи у подножия своего трона он отказался сразу, как только понял, что дракон очень даже разумен. И что оставалось? Выставлять его перед гостями и на церемониях — тогда уж обнаженным хотя бы до пояса, что бы были видны чешуя и клеймо… Спускать на своих врагов, как натасканного бойцового пса?
Соно стало невыносимо противно, а ведь именно за это он пообещал дракону свое сердце… Не в том ли дело, что ему был нужен не сам дракон, а победа над ним?
Власть ради власти, а не ради какой-то цели…
Дракон прав. И вопрос он задал правильный — чем он, Соно, готов пожертвовать ради этого?
Когда он понял, что заснуть не сможет, — принц отправился за своим драконом. Тот тоже не спал, а может, поднялся услышав звук отпирающейся двери.
— Идем.
Дракон подчинился, без тени тревоги или недовольства следуя за принцем. В его покоях он уверенно устроился на прежнем месте у камина.
— Не надо! — вырвалось у Соно, — Садись сюда.
Он указал на низкий диванчик рядом со своим креслом и скривился:
— Впрочем, как тебе больше нравится…
Дракон не двинулся, пристально разглядывая его своими большими яркими глазами.
Соно плеснул себе вина. Поймав себя на том, что ищет глазами вторую чашу, спросил, скрывая смущение:
— Перл, а драконы пьют вино?
— Драконы делают что хотят, как и когда хотят! — немедленно отозвался тот.
— Очень удобная позиция, — усмехнулся принц, — Прямо, как я…
Дракон тем временем закончил фразу:
— Но я — вина не пью. Вода гораздо вкуснее, если чистая…
Это был не упрек, но Соно опять стало не по себе. Он смотрел на широкий след от ошейника:
— Почему ты не стал превращаться и попросту не перекусил мне глотку?
— Не хочу, — ровно отозвался дракон.
— И ты не станешь перекидываться, даже если я прикажу, — усмехнулся Соно.
— Нет.
— Ты поклялся служить мне!
— Ты сам установил правила и границы, — дракон безошибочно нашел верный тон, — Я согласился служить, а не быть рабом!
— А если я попрошу?
— Нет.
— Потому что не хочешь, — продолжил принц, — А если я буду настаивать, что бы во время праздника Завершения года ты меня сопровождал во время процессии?
— Я сделаю.
— Но не хочешь!
— Да.
— Тогда почему?
— Потому что если я откажусь, ты можешь притащить меня туда и в цепях, — а этого я не хочу еще больше, — так же спокойно объяснил безымянный дракон, которого теперь звали Перл.
Соно был себе просто омерзителен в этот момент.
— Я обещал тебе свое сердце, — горько усмехнулся он, — Но боюсь, что сделка вышла не честной! Мне нечего тебе дать!
— Это не страшно, — вдруг улыбнулся дракон, — Я ведь тоже не могу дать тебе то, чего ты желаешь на самом деле! Дело не в сердце, а во власти над ним… А такой силы у меня нет…
Соно расхохотался даже с облегчением.
— Отлично! Значит, соврали оба!
— Но ведь не во всем… — потупился Перл.
В нем не осталось почти ничего животного, разве что постоянная настороженность, как у кота в незнакомом месте. Соно подумалось: если бы кто-то засадил в клетку меня — я бы тоже не пылал любовью к миру…
— Ты не будешь покушаться на моих людей?
— Нет. Я буду защищаться.
И тогда все еще смеясь, принц бросил ему ключ от последнего замка — на двери…
Дракон не глядя поймал его в воздухе.
Слово дракона — нерушимо. Дракон являлся по первому требованию. Он садился, поджав ноги, и молча слушал, следя за принцем пристальным, каким-то пронзительным взглядом, иногда становившимся жадным. Он ел вместе с принцем, и для него всегда была отдельная чаша и родниковая вода. Он покорно присутствовал на аудиенциях, которые давал наместник — их число резко увеличилось: многим хотелось лично убедиться в такой диковинке, как живой дракон. Так что, принц Соно мог быть доволен, — его слава укротителя драконов, многократно преувеличенная молвой, разнеслась далеко за пределы провинции.
Бывало, Соно спохватывался. Почему-то все это вызывало только возрастающую досаду.
— Сколько тебе лет? — спросил он как-то.
— Эта зима — семнадцатая, — беспечно отозвался дракон, занятый тем, что рассматривал ручку для письма с резервуаром — недавнее изобретение Императорского чиновника-письмоводителя, только что преподнесенное принцу вместе с драгоценным набором для письма.
Церемониальный веер в исполненной мощи кисти принца сломался…
Перл действительно сопутствовал ему на празднике Завершения года, терпеливо высидев весь бесконечный ритуал, доводивший самого Соно до исступления. Тунику, несмотря на ноябрьский холод, дракон надел только одну — белую, светя рисунком чешуи на плечах. Соно даже почувствовал к нему благодарность, — бестия… то есть Перл — мог и не утруждать себя: у него самого теперь духу бы не хватило в самом деле приволочь его на площадь и в храм в цепях, как они говорили.
— Тебе понравилось? — спросил принц у своего дракона, когда они оказались наедине.
— Любопытно, — взмахнул ресницами Перл, — И сколько таких празднеств ты вынес?
— Я не считал! — Соно рассмеялся, уловив в голосе дракона почти жалость.
— Тогда тяжело! — признал Перл, — Зачем?
— Людям нужна вера. И нужна власть. И тем более тот, кто ее воплощает! — произнес Соно отворачиваясь. В этот момент к драконам он испытывал почти зависть.
Дракона встречали изумленным шепотом, провожали ошарашенными взглядами, заходясь бурно изливавшимися глоткой словами, едва дракон скрывался из виду. Дракона — боялись, хотя он уже давно ни на кого не нападал, принца — боготворили, гордясь тем, что радом с их правителем (быть может, будущим императором!) — добровольно и вполне доброжелательно, живым символом присутствует настоящий дракон. В то, что дракон действительно настоящий, поверить было не трудно, несмотря на то, что дракон еще ни разу не перекинулся прилюдно — шепотки челяди были не в счет! Он двигался как-то по-другому, — словно всегда готовый к броску. Он не считал нужным прятать ни когтей, ни чешую, ни свою любовь к высоте — свободное время дракон проводил на башне.
Когда Соно впервые доложили об этом — точнее оговорились, — он поспешил туда, движимый смутными, — но от этого не менее острыми и болезненными, — опасениями и тревогой…
И испытал неизъяснимое облегчение, увидев уже вполне окрепшую, стройную фигуру в синем между зубцами башни: дракон сидел, опустив голову с развевающимися на ветру длинными волосами на обнимающие колени руки, и смотрел в даль — туда, где далеко за городскими кварталами, и чудовищной, устрашающей старой крепостной стеной, раскинулась степь…
