получилось.
И эта мелкая пигалица достала из кармана «Браунинг»! Оп-па! Она же меня в любой момент завалить могла! Из подобного Гусева чуть не до смерти подранили. Вот это косяк! Даже в голову не приходило, что оберарц может быть вооружена. Протянул руку за пистолетом, готовясь в любой момент уйти в сторону. Но «Браунинг» был спокойно отдан, без всяких эксцессов. Опять встал извечный вопрос – что делать? Теперь ее по башке бить даже как-то неудобно. Да и труп свежий, может сильно ее репутацию подмочить. До этого не думал, а сейчас вдруг озаботился. Я-то свалю, а как она отдуваться будет? Ведь хоть кто-то да был в курсе, к кому эсэсовец на ночь глядя намылился. Поймав себя на этой мысли, тут же задумался над другой – я что на эту Хелен сам запал? Хм… хм… С одной стороны, вроде и нет, но вот с другой… Смелая деваха, да еще и симпотная. Правда, вот немка… Ладно, потом на эту тему подумаю, а сейчас от трупа надо избавляться. Куда его можно деть? Спросил у врачихи. Она через пару секунд выдала ответ – за оградой есть заросший пруд. Если его туда спихнуть, ни одна собака не найдет. Ну, собака-то как раз и найдет, во всяком случае, до пруда доведет, но это будет позже. Когда этого чина активно искать начнут. Пока волокли труп к дырке в ограде, объяснял Хелен линию поведения. Типа да, она прогуливалась по госпитальному саду, а потом беседовала с господином штурмбанфюрером в беседке. Но позже они слегка поругались, и она ушла. Он же остался зализывать душевную рану. Что было дальше с ее женихом – она не знает. А вот следователи будут в курсе. Дальше – психованный Шнитке убивает эсэсмана и, обобрав труп, скрывается в неизвестном направлении. Вот и пусть ищут Густава, который уже неделю, как гниет в яме подо пнем. Все это тоже выложил Нахтигаль, опустив только процесс разложения истинного Шнитке. Пусть считает, что эти документы мне по «легенде» достались. За этой содержательной беседой дошли до забора. Дальше, опасаясь возможных гипотетических собачек, потащил тушу фрица сам. Примотав найденной тут же проволокой тело покойного к камню, пустил его в недалекое плавание. Ну вроде все – пора разбегаться. Но тут Хелен удивила меня еще раз:
– Господин Шнитке. – Даже зная, что я не немец, она упорно называла меня только так, – Густав, если вы подождете меня десять минут, то я смогу вам собрать продукты. Знаю – вам идти далеко, и они понадобятся.
Помолчав несколько секунд, добавила:
– Не бойтесь, после того, что мы сделали, – она как-то странно хрюкнула, – выдавать мне вас совершенно не выгодно.
Ха, хорошая мысль! Так ей и сказал, заметив, что ждать ее буду ровно десять минут. После чего уйду. И демонстративно посмотрел на часы, приватизированные с трупа. Врачиха улыбнулась и поскакала к корпусу. В том, что не выдаст, даже и не сомневался. Действительно – ей это совершенно не выгодно. В случае чего – висеть будем рядышком… На одиннадцатой минуте послышались шаги, и идущая быстрым шагом Нахтигаль влетела прямо мне в руки. Сама. Я только из-за дерева вовремя выступил.
– Ой!
Пискнув, она смущенно сунула мне обычный солдатский ранец.
– Там продукты и лекарства. Продолжайте их принимать, как вы это делали в госпитале. И постарайтесь поменьше двигаться. Тогда заживление пойдет быстрей.
Специально ведь, редиска, говорит строгим врачебным голосом, чтобы скрыть смущение. Помолчали. Потом Хелен протянула руку, сказав с улыбкой:
– Прощайте, господин Шнитке. Теперь я вас – точно не забуду.
Взяв теплую ладошку, слегка пожал и, не отпуская, ответил:
– До свидания, фройляйн Нахтигаль. До свидания.
Она явно удивилась.
– Вы что, рассчитываете встретиться еще раз?
– Я на это не только рассчитываю. Практически уверен во встрече. Тем более зная, где вас можно искать в Берлине…
– Откуда?
– Ну вы же сами сказали, что у вашего отца там клиника. Так как вы не замужем, то выходит, живете с родителями. А уж найти в таком маленьком городе такую красивую девушку, тем более зная ее имя и фамилию, не составит никакого труда.
И став серьезным, добавил:
– Запомните, что вам сейчас скажу. Эта война закончится в Берлине. Я это знаю точно. Если вдруг жизнь повернется так, что вы попадете к русским, то немедленно требуйте встречи с представителем особого отдела. А ему скажите, что работаете на Лисова, позывной – Колдун. И просите, чтобы связались с ним немедленно.
– А кто это – Лисов?
– Я…
– Это ваш псевдоним?
– Это моя фамилия. Вы вон тоже Нахтигаль, то есть Соловьева, но я же не считаю это псевдонимом.
Хелен хихикнула, а я взял и поцеловал ее. А что? Вот захотелось вдруг. Тем более обстановка романтическая – сверчки чвиркают, ночь весенняя, труп свеженький метрах в тридцати отсюда, в тину погружается. Почему бы не поцеловать красивую девчонку? Она сначала слабо трепыхнулась, а потом затихла. Я, правда, не стал затягивать удовольствие и, с трудом оторвавшись от податливых губ, подмигнул и, повернувшись кругом, быстрым шагом двинул вдоль забора, хоронясь в тени кустов.
Из городка выбрался нормально, благо патрули так топали по ночным улицам, что звук шагов за два квартала можно было услышать. Ну и то, что госпиталь на окраине располагался, тоже помогло. А выбравшись, сильно озадачился, как быть дальше. То есть понятно – к своим выбираться. Но это – под сотню километров! Каждого куста опасаясь. И через линию фронта, в одиночку да недолеченным, тоже как-то стремно идти. Даже до заимки Окунина и то было километров сорок, а для разведки того района очень серьезно готовились. Все пути просчитывая. Может, партизан поискать? Нет, не выйдет. Они же не грибы, чтобы под каждым кустом расти. Да и нет их здесь, насколько я знаю. В лесу же, в своей щегольской форме, буду отсвечивать как прыщ на носу у невесты. Значит, задача первая. Надо найти гражданку. Не в смысле добрую фигуристую бабенку, которая бы меня приютила (хотя это тоже вариант), а цивильную одежду. И вот тогда, двигаясь в стороне от дорог, попробовать проскочить поближе к передовой и уже на месте разнюхать обстановку. Про то, что можно захватить машину, я и не думал. Это не сорок первый и даже не сорок второй. Сейчас на дорогах совсем глухо. Фельджандармерия работает, как зверь. Даже если и угоню транспорт, то проеду максимум пять километров, после чего благополучно cпалюсь. А еще надо учесть, что тут полицаи слегка пугаными (в связи с приближением фронта) толпами ходят. Да разные ОУНовцы с УПАшниками. Тяжеленько выйдет… Блин! Совсем упустил, что еще Сулу форсировать придется… А ведь не май месяц. То есть как раз таки май, но вот вода еще холодная… Ничего толком не придумав, устав к рассвету как собака, зашел подальше в лес и завалился отдыхать в каких-то буреломных зарослях. Заодно подкрепился. Ленка сунула в ранец и консервы, и здоровенный шмат сала с хлебом. Но вот ножа не было… Зато было сразу две фляги. Одна с водой, а другая со спиртом. Для начала выпил таблетки и начал задумчиво крутить сало, соображая с какого боку к нему подступиться. Вгрызаться в этот шмат целиком как-то несподручно, но выхода не было. Пока жевал – ругал себя последними словами. Тоже мне разведчик! Увидел бабу и растаял. На хрена, спрашивается, ей свою фамилию сказал? Вполне достаточно было позывного. Вот что значит мое почти полуторамесячное воздержание и ее красивые глазки. Воистину язык быстрее мозгов работает… Но потом, вспомнив приятные округлости Нахтигаль, незаметно успокоился и, хряпнув из второй фляги – для сугрева, уснул. Вечером, закинувшись таблетками, снова двинул на восток. Хоть и топал почти всю ночь, но прошел километров пятнадцать, не больше. Сначала наткнулся на дорогу, и пришлось делать большой крюк. Потом чуть не влетел в здоровенный овраг и не свернул себе шею. Его тоже пришлось обходить. А под утро услышал шум моторов. Но не автомобильных. Самолеты летят. Через пять минут до меня дошло, что они как-то долго летят. Что за фигня? Приставив ладони к ушам, начал крутить головой, пытаясь определить, откуда идет звук. В лесу это получалось плохо, но вроде направление определил. Слева по ходу движения… Подумал, почесал репу… Любопытство, конечно, и кошку сгубило, но вот посмотреть, что там происходит, надо. Нельзя такие непонятки у себя в тылу оставлять. Шум, конечно, был очень похож на тот, что издают множество
