— Может наступить истощение… — начал я. Как обычно, он уже понял, куда я клоню, и нетерпеливо перебил:
— Вы же предусмотрели накопление жира в депо. И на здоровье. Процессы будут идти параллельно. Конечно, ваш подопытный станет, гм, несколько желчным, недобрым, возможно, завистливым. Но, помилуйте, как же вы получите активную борьбу за лидерство без агрессивности? Вот вам формула в окончательном виде, если j — это желчь, а b — анизотропный гормон. И учтите, варианты посчитаны…
Я взглянул на Александра Игоревича, и он едва заметно кивнул.
— Давайте подытожим. Участки «дельта» и «зет» обеспечат крепкий скелет и нужный тип обмена. Правда, изменение азотистых оснований в гене С-14 изменит не только работу гипофиза, но и цвет глаз подопытного бычка, однако коровы его полюбят и за такие глаза. Им, коровам, все едино. Ну как, довольны? Блестяще подтвердились ваши гипотезы!
По правде говоря, моего в этой работе было теперь не больше трети. Это Виктор Сергеевич нашел выход из тупика и подсказал решение, а Александр Игоревич разработал его подсказку. Но разве точно таким же образом наш академик не находил выходы и для других — для своих учеников, помощников, коллег из иных ведомств и городов?! Он становился то биохимиком, то физиологом, то математиком, то хозяйственником, то музыкантом — в зависимости от проблемы, потому что был и тем, и другим, и третьим. Он совмещал в себе, казалось бы, несовместимые качества характера. Его ум работал на немыслимых стыках наук, совершая немыслимые открытия, может быть, именно благодаря тому, что стыковал то, чего никто до него не догадался состыковать. Не зря он так часто напоминал нам, что природа едина, что это люди для удобства изучения распределили ее по наукам. И поэтому закономерно, что всякий раз, когда кто- то в силах объять в своем уме и воссоединить разрозненные и уже глубоко изученные части, он буквально натыкается на открытия, как на лежащие на поверхности самородки.
Придерживая подбородком кипу рулонов, я нес их, как величайшую драгоценность, к себе в лабораторию. Проходя через приемную мимо заждавшихся посетителей, в ответ на недоуменные или негодующие взгляды я добродушно улыбался и думал: «Вот ведь каких замечательных людей собрал Виктор Сергеевич в своем институте. Взять хотя бы Александра Игоревича и Евгения Степановича. Вместе они могут горы своротить. И как удачно получилось, что они — закадычные друзья еще со школьной скамьи. Потом вместе учились в университете. Затем их дороги разошлись, а Виктор Сергеевич снова соединил их. Вон в углу терпеливо ожидает приема, читая журнал, физиолог Левоненко. Как точно рассмотрел наш академик в этом чрезвычайно застенчивом и словно бы сонном человеке талантливого и неутомимого экспериментатора…»
Придя к себе и продолжая блаженно улыбаться, я разложил листы на столе. Мне хотелось поделиться своей радостью с коллегами, но прошло уже пятнадцать минут после окончания рабочего дня, и сотрудники поспешили разойтись.
И тут, как по заказу, в лабораторию заглянул, держа наготове швабру, дядя Вася. Я позвал его и завел разговор о том, какие замечательные люди работают у нас в институте. Он согласно кивал головой и поддакивал. Мне казалось, что мы чувствуем одно и то же, что он полностью разделяет мои мысли о коллегах, что и он замечательный человек… Вот в дни отгула взял швабру, заменяет заболевшую тетю Пашу. Пусть он простой человек, не очень-то образованный, образование — дело наживное, была бы внутренняя интеллигентность в человеке, готовность жадно впитывать знания… Раззадоренный его кивками и своими мыслями, я, не откладывая, рассказал ему о том, как помогли мне Виктор Сергеевич и Александр Игоревич, попутно изложил в популярной форме историю создания полигена Л.
— Помните, дядя Вася, «вначале было слово»? — горячо говорил я. — Но на каком языке? У природы их множество. Я, например, для своей работы избрал биохимический. Определив, какие вещества и в каких пропорциях взять вначале, зная течение реакций, в которые они неминуемо вступят, я заранее заказываю исходный объект, в данном случае — организм. Причем я хочу получить определенный организм с заданными качествами. Для этого беру строго выверенные доли вещества. Могу и менять программу опытов так, чтобы усилить одни качества в объекте и ослабить другие. На этом биохимическом языке можно управлять и уже готовым организмом, вводить в него определенные доли веществ, зная, какие действия они вызовут, какие поступки заставят совершить. Понятно?
— Как не понять? — развел руками дядя Вася. — Например, алкоголь вызывает расстройство нервной системы, а через это разброд в голове, дрожание членов и шатание при ходьбе. Пить — здоровью вредить. Так?
Я несколько растерялся, не зная, шутит он или говорит серьезно. И тогда он с неподдельным восхищением проговорил:
— Так вы теперь, Петр Петрович, у нас в роли демиурга (он и тогда любил вставлять в свою не очень-то грамотную речь полюбившиеся ему иностранные слова. Причем их, как ни странно, он произносил правильно).
— Скажете тоже, — не без самодовольства возразил я. — Этим занимается вся генная инженерия. Ведь природу-матушку не мешает слегка подправить. Вот я и решил создать полиген Л — полиген лидерства. Ясно?
— Ясно-то ясно, да как бы она, матушка, нас не подправила и отправила к…
— Ну что вы, дядя Вася, ничего опасного тут нет. Я же только хочу увеличить, к примеру… — я вспомнил, что он часто приходит в комнату отдыха посмотреть хоккей по цветному телевизору, — число лучших игроков хоккейной сборной…
— Так вы никак для спорта стараетесь? И опять не понятно было, шутит ли он. На всякий случай я и ответил полушутя:
— Вся наша жизнь — спорт, дядя Вася, разве не так? Мы во всем соревнуемся друг с другом и не хотим отстать. Даже одеваться желаем не хуже, чем сосед. Но если говорить серьезно, люди здесь ни при чем, я лично намерен улучшить породу наших подопытных животных. А линию выбрал такую, чтобы увеличить число животных, способных быть лидерами в стаде. Бычки при этом должны дать дополнительный привес, коровы — дополнительный надой, овцы — дополнительный настриг шерсти…
— А лидеры, — он посмаковал это слово, накрепко запоминая его, — лидеры-хоккеисты — дополнительные шайбы?
— Да я же пошутил тогда, дядя Вася. Повторяю: мы не занимаемся людьми, — миролюбиво сказал я.
— Ничего, милок, другие займутся. Любо-дорого начало, а там пошло-поехало. Разве же при таких успехах людей оставите в покое?
— Дядя Вася, вы не темный обыватель. Вы — работник науки, — я намеренно преувеличил его роль, — и сами понимаете: если генная инженерия займется людьми, то для их здоровья, благополучия, например, чтобы исправить наследственные дефекты, лечить людей от серповидной анемии, шизофрении, размягчения костей, от наследственного, — чуть было не сказал «алкоголизма», но вовремя спохватился, — порока сердца… Одним словом, для их же пользы.
— И я же говорю — для пользы, для пользы, не иначе. Сначала увеличите число бычков-лидеров, потом — обезьян. А потом? Были бы кошки, а мышки найдутся. Все Адамовы детки, все на грехи падки…
— Не беспокойтесь, дядя Вася, мы тоже заботимся о безопасности.
— А то как же, видит волк козу, забыл и грозу. Да только… не все захотят стать ентими лидерами. Не велика радость в начальники вытолкаться. Там и без ваших лидеров невпротык. Да и ни к чему это. С другого краю поспокойнее…
— Это с какого краю?
— А хоть бы и с моего. Возьмите, к слову, нашего Виктора Сергеевича. Орел, А жизнь собачья. Крутня одна по комиссиям да заседаниям. Не то что в картишки перекинуться или на рыболовлю съездить — подумать спокойно некогда…
Я собирался возразить, да поперхнулся. Окончание его последней фразы точь-в-точь соответствовало тому, что совсем недавно я «услышал от Виктора Сергеевича: «Беготня замучила. Подумать спокойно некогда». Оказывается, невидимые нити связывают самых разных людей гораздо больше, чем мы себе представляем. И весы для уравнивания, созданные природой, хитроумней любых человеческих весов. Взбирайся на гору, опережая других, сдирая кожу, хоть вовсе вылези из нее, а когда взобрался, — кровоточащий, ободранный, торжествующий, — оглянись: кого оставил позади? Только ли препятствия да
