Заинтригованная толпа подвинулась ближе к Часам. Стало совсем тесно. С неба светила холодная луна, словно глаз злого, мстительного божества.

— Прекратите! Отпустите меня! — вырывался Фрекс. Он и не предполагал, что все выйдет так скверно. Никогда еще прихожане не поднимали на него руки.

Часы тем временем рассказывали о внешне набожном человеке с кудрявой бородой и такими же волнистыми темными волосами, который проповедовал умеренность и щедрость, а сам хранил ларец с золотом и изумрудами в накладной груди у безвольной, изнеженной жены благородных кровей. История кончалась тем, что обманщика проткнули вертелом через неприличное место, зажарили на костре и подали на ужин голодной пастве.

— Клевета! В вас пытаются пробудить самые низменные чувства! — кричал багровый от ярости Фрекс, но теперь, во тьме, кто-то решил заглушить его. Сзади на шею легла чья-то рука. Фрекс дернулся посмотреть, что за наглец позволил себе такую дерзость, но головы нападавших были закрыты капюшонами. От удара коленом в пах Фрекс сложился пополам и упал лицом в грязь. Следующий удар ногой пришелся промеж ягодиц, и священник обгадился. Впрочем, до его позора никому не было дела: толпа хохотала над продолжавшимся представлением. Только какая-то добрая женщина во вдовьем платке (от боли и стыда Фрекс не разобрал, кто именно) помогла ему подняться и вывела его из толпы.

— Спрячу-ка я тебя в погреб, батюшка, а то ведь и до греха недалеко. Неровен час на вилы посадят. Твою-то хижину они наверняка перероют, а ко мне кто заглянуть догадается?

— Мелена, — выдавил он. — Если ее найдут…

— За ней присмотрят, — сказала сердобольная вдова. — С этим-то мы, женщины, справимся.

В хижине священника вовсю шли роды. Мелена поминутно проваливалась в забытье. В глазах у нее то вставали, то расплывались две повитухи: рыбачка и старая бабка. Они поочередно щупали ей лоб, смотрели между ног и жадно поглядывали на те немногие украшения, которые Мелена привезла из отчего дома.

— На-ка, дорогая, иглодольника пожуй, — сказала рыбачка и поднесла ко рту роженицы ложку с зеленой кашицей. — Опомниться не успеешь, как заснешь, расслабишься, и все пройдет само собой. Малыш выскочит, и к утру все закончится. Я-то думала, ты будешь благоухать свежестью и розовой водой, а ты воняешь, как всякая из нас. Давай же, дорогуша, жуй, жуй.

От стука в дверь старуха, которая стояла на коленях перед сундуком и деловито в нем шарила, вздрогнула и виновато отпустила крышку.

— Войдите! — крикнула она, сложив руки, как будто в молитве, и закрыв глаза.

Вошла раскрасневшаяся и запыхавшаяся девица.

— Так и знала, что здесь кто-нибудь будет. Ну как она?

— Еле держится, и ребенок тоже. Еще часик, и он вылезет.

— Меня послали предупредить вас. Мужчины напились и пошли буянить. Наслушались Дракона из волшебных Часов и теперь ищут Фрекса. Дракон приказал его убить. Наверняка сюда заявятся. Надо бы перенести ее в безопасное место, пока есть время. Ее двигать-то можно?

«Нет, — мысленно ответила Мелена. — Меня нельзя двигать. А если крестьяне найдут Фрекса, пусть хорошенько его убьют. За меня. Никогда мне еще не было так больно, до черноты в глазах. Пусть накажут мерзавца за то, что меня оставил». И, улыбнувшись этой мысли, она потеряла сознание.

— А может, бросить ее здесь? — предложила девица. — Дракон приказал и ее убить вместе со змеенышем в чреве. Боюсь, как бы нам не досталось.

— Вот еще! — возмутилась рыбачка. — У нас, между прочим, репутация. Раз уж взялись за эту кисейную барышню, так и доведем дело до конца. Что бы там ни приказывали всякие драконы.

— Марранских кружев никто не хочет? — подала старуха голос из сундука.

— Там в поле телега для сена, — сказала рыбачка пришедшей девушке. — Пойдем, поможешь мне ее прикатить. А ты, бабка, кончай копаться в белье и иди сюда, будешь ей лоб вытирать. Ну, мы потопали.

Немного погодя старуха, рыбачка и их помощница катили телегу по неезженой дороге, через коряги и папоротниковые заросли осеннего леса. Ветер набирал силу и свистел по склонам холмов. Распростертая на одеялах Мелена стонала в забытьи.

Они слышали, как прошла толпа с вилами и факелами, и, замерев и едва дыша, прислушивались к приглушенной ругани, а потом с удвоенной скоростью припустили дальше, пока не вышли на затянутую туманом поляну, где хоронили богоотступников. Сквозь туман виднелись неясные очертания Часов. Оставляя их здесь, гном — далеко, видать, не дурак — рассчитывал, что эта поляна — последнее место на земле, куда пойдут суеверные рыбаки и крестьяне.

— Гном с мальчишками пьют сейчас в таверне, — отдуваясь, сказала девица. — Здесь нам некого бояться.

— А ты, распутница, значит, подглядывала, в окно за мужчинами? — проворчала старуха и раскрыла дверцу на задней стороне фургона. Там был низкий лаз, над которым нависали маятники, а с боков скалились огромные зубастые колеса, грозящие растереть любопытных в фарш.

— Затащим ее сюда, — решила старуха.

К утру набежали тучи, и на небе заплясали скелеты молний. Дождь то переставал, то возобновлялся с такой силой, что казалось, с неба сыплются камни, а не капли воды. В очередное затишье повитухи вылезли из фургона, держа то, ради чего провели здесь ночь. Они прикрыли ребенка от стекавшей с крыши воды.

— Смотрите, радуга, — кивнула старуха. И действительно, бледная разноцветная лента перекинулась через небо.

Женщины обтерли малыша, и — что это, обман зрения? Вроде того, что придает особый оттенок траве и цветам после дождя? Но нет, никакой дождь не в силах так исказить цвет человеческой кожи. Она была изумрудно-зеленой.

И еще, ребенок не заплакал, не зашелся обиженным криком, только раскрыл рот и молча задышал.

— Ори, чертенок, — шлепнула малыша старуха. — Давай, не отлынивай.

Дитя пропустило ее слова мимо ушей.

— Еще один упрямый мальчишка, — вздохнула рыбачка. — Может, убьем его?

— Какой он тебе мальчишка? — возразила старуха. — Не видишь, девочка.

— Ха, — вмешалась подслеповатая девица. — А это тогда что болтается?

С минуту, несмотря на наготу младенца, они спорили, и только когда ребенка вытерли еще несколько раз, стало ясно, что это действительно девочка. Видимо, в родах к малышке прилип кусочек последа, да так там и остался. Вытертая малышка была правильно сложена: изящная головка, тонкие ручки, круглая попка, длинные пальчики с острыми ноготками…

…И явно зеленая кожа. Несмотря на румяные щечки и животик, желтоватый цвет вокруг глаз и темную полосу пробивающихся волос на голове, общее впечатление было как от овоща с грядки.

— Ну и награда за наши труды, — сказала девица. — Зеленая, как жаба. Что люди скажут? Давайте лучше ее убьем.

— По-моему, она гниет изнутри, — поддержала рыбачка, проверяя, нет ли у малышки хвоста и на месте ли пальцы. — От нее дерьмом воняет.

— Дура ты, — оборвала ее старуха. — Уселась в коровью лепешку, вот и воняет.

— Она больна, поэтому и цвет такой. Давайте утопим ее в канаве. Мамаша ничего не узнает. Когда еще их нежное величество очухаются.

Женщины захихикали. Они качали малышку, передавали ее друг другу, взвешивали на руках. Действительно, убить ребенка в младенчестве было гуманнее всего. Спрашивалось только как.

Тут малышка зевнула, и рыбачка благодушно сунула ей палец в рот пососать. А та раз — и отхватила половину. Хлынула кровь, девочка закашлялась, и палец выпал у нее изо рта. Все вдруг пришло в движение: разъяренная рыбачка рвалась задушить девочку, две остальные повитухи удерживали ее. Откушенный палец выудили из грязи и сунули в карман передника. Вдруг удастся обратно пришить.

— Ишь, письку себе захотела! — закатилась от смеха девица. — Поняла, что у самой-то нет.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату