Драч прошел в главный корпус. В предбаннике перед кабинетом Геворкяна было пусто. Драч приподнялся на задних лапах и снял со стола Марины Антоновны чистый лист бумаги и карандаш. Он положил лист на пол и, взяв карандаш, попытался нарисовать профиль Кристины. Дверь в кабинет Геворкяна была прикрыта неплотно, и Драч различал густой рокот его голоса. Потом другой голос, повыше, сказал:
— Мы все понимаем и, если бы не обстоятельства, никогда бы не настаивали.
— Ну никого, ровным счетом никого, — гудел Геворкян.
— За исключением Драча.
Драч сделал два шага к двери. Теперь он слышал каждое слово.
— Мы не говорим о самом Драче, — настаивал вулканолог. — Но должны же быть подобные биоформы.
— У нас не было заказов в последнее время. А Саразин будет готов к работе только через месяц. Кроме того, он не совсем приспособлен…
— Но послушайте. Вся работа займет час, от силы два. Драч провел несколько месяцев в значительно более трудной обстановке…
— Вот именно поэтому я не могу рисковать.
Геворкян зашелестел бумагой, и Драч представил, как он протягивает вулканологам кипу лент.
— Я не представляю, как мы вытянем его и без такой поездки. Его организм работал на пределе, вернее за пределом. Мы начнем трансформацию со всей возможной осторожностью. И никаких нагрузок. Никаких… Если он полетит с вами…
— Ну простите. Пока ваш Саразин будет готов…
Драч толкнул дверь, не рассчитал удара, и дверь отлетела, словно в нее попало пушечное ядро.
Последовала немая сцена. Три лица, обращенные к громадной черепахе.
Один из вулканологов оказался розовым толстяком.
— Я Драч, — обратился Драч к толстяку, чтобы сразу рассеять недоумение. — Вы обо мне говорили.
— Я тебя не приглашал, — перебил его Геворкян.
— Рассказывайте, — сказал Драч толстому вулканологу.
Тот закашлялся, глядя на Геворкяна.
— Так вот, — вмешался второй вулканолог, высохший и будто обугленный.
— Извержение Осенней сопки на Камчатке, мы полагаем, то есть мы уверены, что, если не прочистить основной, забитый породой канал, лава прорвется на западный склон. На западном склоне сейсмическая станция. Ниже, в долине, поселок и завод…
— И эвакуировать некогда?
— Эвакуация идет. Но мы не можем демонтировать завод и станцию. Нам для этого надо три дня. Кроме того, в четырех километрах за заводом начинается Куваевск. Мы запускали к кратеру мобиль со взрывчаткой. Его просто отбросило. И хорошо, что не на станцию…
Геворкян стукнул кулаком по столу:
— Драч, я не позволю. Там температуры на пределе. На самом пределе.
Это самоубийство!
— Позволите, — сказал Драч.
— Идиот, — вспылил Геворкян. — Извержения может и не быть.
— Будет, — грустно сказал толстяк.
Драч направился к двери. Высохший вулканолог последовал за ним.
Толстяк остался, пожал плечами, сказал Геворкяну:
— Мы примем все меры. Все возможные меры.
— Ничего подобного, — не соглашался Геворкян. — Я лечу с вами.
Он включил видеоселектор и вызвал Димова.
— Это просто великолепно, — сказал толстяк. — Ну просто великолепно.
Проходя через предбанник, Драч подхватил щупальцем с пола листок с профилем Кристины, смял его в тугой комок и выбросил в корзину. Движения щупалец были так быстры, что вулканолог, шедший на шаг сзади ничего не разглядел.
Над Осенней сопкой поднимался широкий столб черного дыма и сливался с низкими облаками, окрашивая их в бурый цвет. На посадочной площадке неподалеку от подножия сопки стояло несколько мобилей, в стороне роботы под надзором техников собирали бур, похожий на веретено. Под тентом, спасавшим от мелкого грязного дождя, но не защищавшим от ветра и холода, на низком столике лежали, придавленные камнями, схемы и диаграммы. Драч задержался, разглядывая верхнюю диаграмму. Лава не могла пробиться сквозь старый, миллион лет назад забитый породой канал. Лишь газы прорывались сквозь трещины в базальтовой пробке. Зато с каждой минутой все больше трещин образовывалось на слабом западном склоне.
Человек в белом шлеме и огнеупорном скафандре снимал данные с радиограммы зондов. Другой вулканолог принимал сообщения наблюдателей.
Новости не сулили ничего хорошего.
Димов протянул Геворкяну записку с цифрами давления и температур в жерле.
— На самом пределе, — сказал он. — На самом пределе.
Он знал, что Драч все равно уйдет в вулкан, и в голосе его была печальная отрешенность.
Заряды были готовы.
Толстый вулканолог принес шлемы для Геворкяна и Димова.
— Час назад они запускали к кратеру мобиль, — сказал он виновато, — хотели приземлить его у трещины. Он разбился, и взрыв ничего не дал.
— Вас Куваевск вызывает, — сказал радист. — Они начали демонтаж завода, но еще надеются.
— Ответьте им, чтобы подождали час. На мою ответственность.
Толстый вулканолог посмотрел на Драча, будто ожидал поддержки.
— Пошли, — сказал Драч.
Геворкян надел шлем. Шлем был велик и опустился до самых бровей.
Геворкян стал похож на старого рыцаря, который во главе горстки храбрецов должен защищать страну от нашествия вражеских армий. Таким его и запомнил Драч.
Драча подняли на мобиле к кромке старого кратера. Усталый вулканолог в грязном шлеме — он за последние три дня пытался пройти к жерлу — повторил инструкции, которые Драч уже знал наизусть.
— Трещину видно отсюда. Конечно, когда рассеивается дым. Вы спускаетесь по ней восемьдесят метров. Там свободно. Мы зондировали. И укладываете заряды. Потом выбираетесь, и мы взрываем их дистанционно. Там уклон до шестидесяти градусов. Сможете?
Вулканолог с трудом заставлял себя обращаться на «вы» к свинцовой черепахе. Он столько раз сталкивался с автозондами, стройботами и прочими машинами, схожими чем-то с этой черепахой, что ему все время приходилось уговаривать себя, что перед ним человек-биоформ. И еще он смертельно устал из-за этого проклятого вулкана.
— Смогу, — ответил Драч. — Шестьдесят градусов мне по зубам.
Перед тем как снять маску и передать ее вулканологу, он сказал:
— Маску не потеряйте. Она мне еще пригодится. Без нее я глух и нем.
— А как вы будете дышать?
— Не буду дышать. Почти не буду. Кислород мне противопоказан.
— Я жду вас здесь, — сказал вулканолог. Драч не услышал его слов.
Драч скатился по отлогому склону в кратер и на секунду задержался у трещины. Сверху сыпался пепел и мелкие камешки. В стороне над самой кромкой кратера реяли два мобиля. В одном — вулканологи, в другом — Геворкян с Димовым.
Трещина оказалась куда шире, чем Драч ожидал. Он стал быстро опускаться, привычно регистрируя состав газов. Температура повышалась, но была ниже предельной. Потом склон пошел вниз круче, и Драчу пришлось идти зигзагами, повисая порой на двух щупальцах. Второй парой щупалец он прижимал к панцирю заряды. Гора вздохнула, и Драч прижался к стене трещины, чтобы не улететь вверх с фонтанами
