Я поднималась с трудом. Часто останавливалась. Мне хотелось плакать. У двери на шестом этаже перевела дыхание и позвонила.
Мама откликнулась:
– Иду…
С раздражением я прислушивалась к глухому шарканью домашних туфель. Она спросила по другую сторону двери:
– Кто там?
Я начала стучать ногами:
– Это я.
– Я? Кто это?
– Я, Лоранс.
Она открыла. Я увидела ее синие глаза на взволнованном, слегка увядшем, нежном, очень бледном лице. Я ее чуть не сшибла с ног входя.
– Ты уже не узнаешь мой голос?
– Сначала поздоровайся. Не нервничай так… Что происходит? Ты знаешь, я не должна быть дома. Ты меня застала случайно.
Я ее слушала, едва сдерживаясь.
– Здравствуй, мама… Поцелуй в левую, потом в правую щеку. Затем я попыталась избежать ритуального осмотра. Она обхватывала мою голову руками и внимательно разглядывала лицо, чтобы определить мое настроение, как арбуз на рынке.
– Тебе нужен отдых, моя девочка. Ты устала. Я высвободилась из ее рук.
– Ох, мама…
– Ты груба, – сказал она. – Почему ты пришла? Чтобы обидеть меня или чтобы сделать мне приятное? Я тебе говорила: не приходи, не предупредив по телефону. Теперь я работаю в ювелирном магазине каждый день. Сегодня господин Берри занимается инвентаризацией.
У меня не хватало слов, я задыхалась от досады.
– Ладно, ладно… Твой шестой этаж меня доконал.
Прихожая была узкой, настоящий пенал.
– Хочешь чашку кофе? – спросила она.
– Даже две…
У меня пересохло в горле и душа изнывала от горя. Мы направились в кухню. Она остановилась и сказала:
– Ты всегда сердишься, если я не открываю в ту же секунду. В Париже следует быть осмотрительным. На третьем этаже опустошили квартиру. Вывезли все…
– Вывезли?
– Даже канарейку прихватили…
Я не могла больше сдерживаться.
– Обворовали? Но что можно украсть в этом доме?
Стоя по-прежнему в полутемном узком проходе, он догадалась:
– Ты плакала?
Броситься бы к ней, излить море слез на ее блузку, рыдая на ее груди, протягивая руку к носовому платку, как утопленница, голова которой все еще выступает из воды, к спасательному кругу. Плакать, чтобы утешили. Услышать, что я самая красивая, самая умная, самая достойная женщина в мире и что лишь неотесанный мужлан мог причинить мне зло. Мама обожала меня почти с религиозным фанатизмом. Я упивалась ее любовью. Будучи злым, неуклюжим подростком, я делала ей больно, но она всегда утешала меня. Я ревновала ее. Я не хотела, чтобы какой-то мужчина отнял у меня маму, и страдала, когда возвращался отец. Сегодня мама узнает, что ее несравненная замечательная дочь обманута.
– Скажи, что ты любишь меня, мама. Она сощурила глаза.
– Ты заболела?
Ее ласка, я нуждалась в ней, но я не принимала ее, когда она для меня была обременительной. Мама должна была проявлять открыто свою любовь только тогда, когда она мне была необходима.
– Тебя уволили?
– Нет.
– Беременна?
– Нет.
– Почему ты не в лицее?
– Директор отпустил меня на полдня, ему нужен был мой класс для экзамена на степень бакалавра. Я воспользовалась этим случаем, чтобы сделать кое-какие покупки.
– Ты ела? Нет, ничего! Глядя на тебя…
