Я рассказал ему, что произошло.
– Да, действительно, беда никогда не ходит одна. Люди говорят, что неприятностей бывает сразу по три, по пять, по семь, а то и по девять.
– И у меня такое же ощущение, – подтвердил Алекс.
– Как поживают сестры Хокинс? – спросил я. – Когда я проходил мимо них, мне показалось, что там кто-то плачет.
Алексу, должно быть, и хотелось и не хотелось говорить о них.
– Я заходил к ним с неделю назад. Мисс Эми плохо себя чувствует. Я ее не видел. Говорил только с мисс Ималин.
И вдруг Алекс не выдержал.
– С ними что-то происходит, что-то такое…
– Похоже на то, что вы испытываете к ним родственные чувства, – сказал я.
– Что ж, наши отцы были друзьями. Мы называли девушек тетей Эми и тетей Ималин. Они не способны ни на что дурное. Было бы плохо для всех нас, если бы сестры Хокинс не были сестрами Хокинс.
– Совесть общины?
– Вот именно! В их доме ребенку дадут имбирный пряник. В их доме девушка может получить наставление. Они горды, но верят в те же вещи, которые и мы считаем правильными. Они живут так, словно… ну, словно честность действительно лучшая политика, а доброе дело действительно не требует вознаграждения. Они нужны нам…
– Понимаю.
– Но мисс Ималин борется с чем-то страшным. И… я не знаю, удастся ли ей одержать верх.
– Что вы хотите сказать?
– Сам не знаю. Но я подумал сейчас, не застрелить ли мне Джонни Медведя и бросить его тело в болото. Я действительно подумал об этом.
Карл налил виски. Тимоти Рац бросил карты и встал. Джонни вылакал виски. Я закрыл глаза.
Голос врача звучал резко:
– Где она, Ималин?
Другой голос ответил – никогда в жизни я не слышал подобной интонации. Слова текли холодные, сдержанные, словно обуздываемые самообладанием, но сквозь эту холодность проступало крайнее человеческое отчаяние. Нарочитая монотонность и бесстрастность не могли скрыть дрожи, вызванной огромным горем.
– Она в этой комнате, доктор.
– Так… – Длинная пауза. – И долго она висела?
– Я не знаю, доктор.
– Почему она это сделала, Ималин?
Снова монотонный голос:
– Я… не знаю, доктор.
Еще более длинная пауза и потом:
– Так… Ималин, вы знали, что она ждет ребенка?
Холодно-сдержанный голос дрогнул. Послышался вздох и невнятное:
– Да, доктор.
– И поэтому вы так долго не входили в комнату, где она… Нет, Ималин, нет, моя бедняжка, я вовсе не думаю, что вы…
Голос Ималин снова обрел уверенность.
– Вы ведь можете выписать свидетельство без упоминания…
– Разумеется, могу, безусловно, могу. И с гробовщиком я договорюсь сам. Не волнуйтесь.
– Благодарю вас, доктор.
– Сейчас позвоню. Я не могу вас оставить одну. Пройдемте в другую комнату, Ималин. Я дам вам успокоительное…
– Виски? Виски для Джонни?
Я увидел улыбку и качающуюся лохматую голову. Жирный Карл налил еще стакан. Джонни Медведь выпил его, прошел, крадучись, в глубь комнаты, заполз под стол и уснул.
Все молчали. Люди подходили к стойке и молча расплачивались за выпитое. Они казались сбитыми с толку: на этот раз их система получения сведений не сработала до конца. Спустя несколько минут в притихший бар вошел Алекс. Он быстро направился ко мне
– Вы уже знаете? – тихо спросил он.
– Да.
– Этого я и опасался! – воскликнул он. – Я говорил вам позавчера. Этого я и боялся.
– Вы знали, что она была беременна?
Алекс оцепенел. Он оглянулся вокруг, потом снова уставился на меня.
– Джонни Медведь, да? – спросил он.
Я кивнул.
Алекс провел ладонью по глазам.
– Не могу этому поверить.
Я хотел что-то сказать, но услышал тихое фырканье и посмотрел в дальний угол комнаты. Джонни Медведь выполз, словно барсук из коры, встал и начал пробираться к стойке.
– Виски?
Он просительно улыбался Жирному Карлу.
Тогда Алекс вышел на середину и обратился ко всем:
– Послушайте, ребята! Это зашло слишком далеко. Я не хочу, чтобы это повторялось.
Если Алекс ожидал, что ему будут возражать, то он ошибался. Люди одобрительно кивали друг другу.
– Виски для Джонни?
Алекс повернулся к идиоту.
– Как тебе не стыдно! Мисс Эми кормила тебя, одевала. Она дала тебе вот этот костюм!
Джонни улыбался ему.
– Виски?
Он снова принялся выделывать свои штучки. Я услышал монотонную гнусавую речь, похожую на китайскую. Алекс облегченно вздохнул.
Потом я услышал второй голос, медленный, неуверенный, повторявший сказанные перед этим слова, но уже не гнусавя.
Алекс рванулся вперед так быстро, что я не уловил его движений. Кулак его влип в улыбающийся рот Джонни Медведя.
– Я сказал тебе, хватит! – крикнул он.
Джонни Медведь пошатнулся, но быстро оправился. Губы его были разбиты и кровоточили, но он все так же улыбался. Он двигался медленно, но ловко. Его руки обхватили Алекса, как щупальца спрута, обхватывающие краба. Спина Алекса прогнулась. Я подскочил, схватил одну руку и стал ее дергать, но не мог оторвать. Жирный Карл, перекатившись через стойку, подбежал с пивным насосом в руке. Он стал бить по лохматой голове и бил до тех пор, пока руки Джонни Медведя не разжались и сам он не свалился на пол. Я подхватил Алекса и усадил на стул.
– Он ничего вам не повредил?
Дыхание Алекса понемногу становилось ровным.
– Наверно, спину помял, – сказал он. – Это пройдет.
– Вы на машине? Я отвезу вас домой.
Ни один из нас не взглянул на дом Хокинсов, когда мы проезжали мимо. Я не отрывал глаз от дороги. Доставив Алекса домой, я уложил его и напоил горячим бренди. За всю дорогу домой он не проронил ни слова. Но теперь, лежа в постели, он спросил:
– Как вы думаете, никто не заметил? Я его вовремя остановил, а?
