инспектора Нонора. Он был против того, чтобы всю оставшуюся жизнь провести на сыскной работе, как требовал от него отец.
Почтенный господин Фемем всю молодость и зрелые годы провел в путешествиях. Вначале он служил в охране, сопровождал караваны в Савр-Шаддат, Ренн, Эн-Лэн-Лен, к Борею и в степи; потом вошел в долю к одному купцу и возил в северные земли свои товары; и, наконец, стал владельцем собственного торгового дома. Он сменил сухопутную караванную торговлю на более выгодную морскую, обосновался в Столице, и плавать его корабли стали не на Белый Север, как раньше, а в южные воды: рейсы на юг сопряжены были с меньшими трудностями, а доход давали равный с северным.
Белый Север остался лишь в отцовских воспоминаниях. Слушая рассказы господина Фемема о дальних странах, Мем с детства мечтал путешествовать. Во сне ему виделись степи седых, длиной в человеческий рост, лежащих трав – от ветра волны по ним бежали, как по морю; древние путевые камни – камень в виде креста, камень-звезда, камень – раскрывшая крылья птица; белое северное солнце и разлив быстрых степных рек – валуны в середине русла разбивают поток на белые вихрящиеся струи; каменная зыбь Запредельных Высот, пещерные города и древние монастыри в скалах, оставшиеся от легендарного Белого Энлена, борейский Мост-над-Пропастью... Господин Фемем умел рассказывать. Все, увиденное им однажды, вставало перед глазами Мема как настоящее: протяни руку – и прикоснешься. Ощутишь сырую прохладную землю седогривой степи, почувствуешь горьковатый степной ветер, окунешься в радугу, сияющую в ледяной пыли горных водопадов, услышишь, как гудят под землей колокола пещерных сказочных царств... А на самом-то деле Мем и гор настоящих как следует вблизи не видел. Эгиросса на севере, Лиларос на юге – вот и весь предел его путешествиям. Сорок лиг в одну сторону, двести сорок в другую. Каменная дорога, обсаженная колючником и масличным орехом, овечьи пастбища, пологие холмы к северу от Столицы или роскошные сады вокруг усадьб к югу – это все впечатления от его собственных путешествий. И перспектив попутешествовать дальше – никаких.
Судьба Мему была предуготована, рассчитана и полностью обговорена, еще когда он пускал игрушечные кораблики в пожарном пруду возле дома. Старший сын принимает торговые дела. Младший – Мем – становится чиновником.
Отец Мема был дружен с Первым префектом и очень гордился, что пристроил сына к такому надежному наставнику, как инспектор Нонор. Через четыре месяца Мем сдавал в Каменных Пристанях выпускные экзамены, и место дознавателя в Первой префектуре подразумевалось для него как бы само собой. По планам отца, со временем Мем должен был стать инспектором, потом помощником префекта, там, глядишь, самим префектом, а уж дальше дорога открыта и в золоченые двери Царского Города. Вот только Мем не мог на это согласиться, хоть умри.
Так и вышло, что Мем, в общем-то прилежный и неглупый парень, изо всех сил прикидывался дурнем, чтобы избежать назначенной для него участи и навсегда сесть на цепь в Столице. Все свое прилежание и всю сообразительность Мем направлял против инспектора Нонора. Нонор временами уже покрывался кровавой пеной от бешенства, но, к великому сожалению Мема, пока господин Фемем не желал никого слушать, не собирался расставаться с мечтой видеть своего второго сына солидным государственным деятелем. Господин Фемем был упрям. Но Мем знал, что сам-то он еще упрямее.
Однако пропавшим увольнением неприятности Мема в сегодняшний день не исчерпывались. В начале первой дневной стражи, по дороге в префектуру, Мем заглянул к Ясе и застал ее в слезах. Других девушек из заведения заказали накануне на всю ночь развлекать гостей на празднике в Речном Порту, а Ясю не взяли оттого, что она немая. И пока она доказывала тетушке Ин, что она ничем не хуже остальных и тоже хочет поскорее отработать себе вольную, кто-то польстился на красивую желтую тыкву, которую тетушка пять дней назад привезла Ясе из деревни на праздник. Тыква стояла на подоконнике, окошко вскрыли и тыкву унесли. Яся была согласна, что плакать из-за желтой тыквы глупо. Но ведь теперь ни одно праздничное желание не сбудется, из-за желаний-то поплакать можно. По поводу тыквы Мем думал на уличных детей, поскольку ни одному солидному вору красть желтую тыкву в голову не пришло бы. Мем пообещал найти виновного и открутить ему уши, но Ясю это утешило лишь чуть-чуть.
В общем, из-за этой истории с тыквой и общей неудачности расположения планет прямо с раннего утра Мем опоздал и получил выволочку от Нонора. Дело это было полезное, но малоприятное. Что-что, а обидно ругаться господин Нонор умел. Потом дела погнали Нонора на Монетный остров. Мем старался выглядеть как можно более неуклюжим, что в этот раз было просто, поскольку мысли его всецело занимала желтая тыква и способы мести Ясиным обидчикам. Вечером он собирался учинить подробное расследование на улице, где располагалось заведение тетушки Ин – он ведь Ясе обещал. Но и тут надежды не оправдались. Явился этот долгополый со своей жалобой, и уйти вовремя у Мема не получилось. Нонор сказал: «Инструменты понесешь», – и показал на кожаный желтый чемоданчик, стоявший под железным шкафом с особо важными делами. То ли проучить Мема решил, то ли извлечь хоть крошечную пользу. То ли честно не понимал, что у других жизнь – это не только сыскная работа.
Мем совсем приуныл. Каким бы пустяком ни было воровство двух храмовых кружек для пожертвований, работать спустя рукава Нонор не умел. Позвали бы его на пропажу той самой желтой тыквы, он и ее бы искал, словно золотую. Он педантично складывал в желтый чемоданчик серу и воск, лупу, свечи, бумажный фонарь, пинцеты, ножи, липкую бумагу, клещи, стеклорез, ножницы, напильник, стамеску, отвертку, перчатки, линейку, измерительный шнур, угольник и транспортир, циркуль, бумагу, карандаши и Небо ведает что еще. Мем наблюдал за ним, прикусив губу.
Потом позвали с собой приставов, дождались муниципального представителя, взяли солдат со следовой собакой и отправились на осмотр взломанного храма.
Рабочим ищейкам из префектуры Нонор тоже не доверял, поэтому пришлось сделать крюк и зайти к нему домой, где он посадил за пазуху странного зверя. Кто это, Мем в точности рассмотрел только по прибытии на Чаячий остров. Под плащом у Нонора сидел старый лис с седой головой и ободранным хвостом. Солдаты с ученой собакой на цепочке посмеивались над эдаким сыщиком. Нонор же делал вид, будто не замечает.
Ко времени, когда они все-таки собрались и выступили в требуемом направлении, окончательно стемнело. Пошла вторая половина вечерней стражи. Мем клял про себя этого глупого эргра Датара, который дождался ночи, прежде чем заявить о преступлении. Даже лицеисту известно, что, чем раньше следователь приступит к осмотру места происшествия, тем больше шансов раскрыть преступление по горячим следам. Ведь храмик ограбили еще прошлой ночью, во время первой ночной стражи. У эргра Датара было какое-то объяснение собственной нерасторопности, но Мем с досады пропустил его мимо ушей.
В сопровождении факельщиков они переправились в двух лодках с Рабежа на Чаячий. Для этого от Рыбных Пристаней пришлось спускаться вниз по течению. Чаячий в жизни Столицы занимал столь незначительное место, что у него не имелось даже собственного перевоза, не говоря уже о плавучей переправе или настоящем мосте.
Лодки причалили к обветшавшим мосткам, заменяющим пристань. К ночи стало подмораживать. Туман и облака пара от Публичных бань плыли по воде канала к морю. На небо выкатилась луна, похожая на надкушенную лепешку, света от нее прибыло, и видно стало немного дальше собственного носа.
Немощеная улица, от пристани ведущая к самой вершине горбатого островка, на морозце из глиняной скользкой лавы быстро превращалась в череду комковатых кочек. Кое-где меж кочками поблескивала вода, а кое-где уже хрустел ледок. По одной стороне этой улицы, отделенные от нее вонючей сливной канавой, стояли некрашеные двухэтажные бараки; по другую – бывшие купеческие склады, ныне выставленные на продажу с торгов, но никем пока не приобретенные. Храмик, сложенный из таких же потемневших от времени бревен, как и все остальное на Чаячьем, находился на самом темени острова. Довольно большая территория вокруг него была огорожена колючником. Внутри, из-под непротаявшего грязного снега, кое-где выглядывали старинные надгробные камни, то ли уже полегшие от времени, то ли изначально установленные вкривь и вкось. За храмиком находился мертвого вида пустырь, за пустырем – рыбачий квартал и лабиринт лодочных сараев, принадлежащих соседнему Рабежскому перевозу.
Чаячий остров не был местом особенно людным. Здесь селились рабочие с канатной и парусной фабрик, разместившихся по другому боку островка, а также несколько семей рыбаков и перевозчиков.
Чем ближе подходили к обворованному храму, тем больше поджимал тонкие губы инспектор Нонор. Мем хорошо понимал почему: само по себе дело не стоило скорлупы от муравьиного яйца, а возни с ним могло возникнуть непредвиденное множество. Поздно эргр Датар спохватился. Где теперь искать его потерянные
