значит, что на полтора часа человек выбывает из активной жизни. Конечно, в дороге можно думать; можно читать, разговаривать по связи. Но все это - паллиативные решения. Компромисс. Уступка вынужденности. Дубах всегда ненавидел компромиссы, хотя ему и случалось - достаточно часто случалось - идти на них.
Бихнер поднялся ему навстречу.
- По вашему появлению можно проверять часы, Тудор! Признайтесь по секрету - я никому не скажу! - с вами не работали вивисекторы из группы Оффенгартена?
Дубах рассмеялся: Оффенгартен занимался проблемой биологических часов.
- Нет, - сказал он. - И не выдавайте меня: я по характеру не гожусь в подопытные. И вообще - давайте без дипломатии. Знаю я эту вашу слабость, как и вы мою… Так какими чудесами вы хотите меня поразить?
- Как вам сказать, Тудор?.. Имейте терпение: сами увидите.
И Дубах увидел. Внешне все выглядело весьма буднично. Стол - большой лабораторный стол метров пять длиной с матовым покрытием из дендропласта. На каждом конце стола стояло по маленькой клетке, в одной из них спокойно охорашивался белый мышонок. От обеих клеток вертикально вверх уходил пучок проводов.
- Начнем? - спросил Бихнер.
- Я весь внимание, - сказал Дубах, и это было правдой.
Исследовательский Центр был его детищем в полном смысле слова. Если транспорт на Ксении существовал задолго до появления Дубаха и он лишь способствовал росту, расширению, совершенствованию коммуникаций, то Центр создавал он - от начала и до конца. Он сумел подключить к работе самых талантливых и оригинальных ученых - не только Ксении, но и с других планет. Бихнера, например, он сманил из Института Физики Пространства на Земле.
Центр доставлял Дубаху хлопот не меньше, чем все транспортные сети, вместе взятые. Он поглощал энергию в неимоверных, фантастических количествах. Он требовал уникальную аппаратуру чуть ли не до ее появления: стоило просочиться сообщению, что где-нибудь на Пиэрии разработана новая конструкция ментотрона, например, как неизбежно оказывалось, что Центру он нужен прямо-таки позарез, и Феликс Хардтман из отдела снабжения хватался за голову и обрушивал на Дубаха такое… Но зато Центр работал, работал с КПД больше 100%. Как это бывает всегда, девяносто девять из ста их идей оказывались просто бредом, по они наталкивали на ту сотую… Кто знает, может быть, сейчас ему покажут результат именно сотой идеи?
- Смотрите, - сказал Бихнер. - Смотрите внимательно. - И в сторону: - Вано, пуск!
Сперва Дубах вообще ничего не заметил. И лишь через несколько секунд осознал, что мышонок продолжает умываться уже в другой клетке.
- Что это? - спросил он у Бихнера.
- Не кажется ли вам, координатор, что вы хотите от меня слишком многого? Я вам показал - этого мало?
- Мало, - сказал Дубах каким-то петушиным голосом.
- Условно мы назвали это “телепортом”. Весьма условно. Суть - мгновенное перемещение объекта в пространстве.
- Мгновенное, - повторил Дубах. - Мгновенное. Очень интересно… Но - как?
- Мы сами еще до конца не понимаем. Очень грубо, я бы даже сказал - примитивно грубо, это можно уподобить тому, как электрон не существует в момент перехода с орбиты на орбиту, исчезая с одной и одновременно появляясь на другой. Но это не аналогия, пожалуй. Это скорее метафора.
- Дистанция?
- Как вам сказать, Тудор… Пока мы дошли до пяти метров. Причем переброска одного этого мышонка через стол обошлась по крайней мере в полет к Лиде. Да и проживет этот мышонок не дольше суток: происходят какие-то изменения на субатомном уровне, а какие именно - мы еще не установили. Обещали помочь ребята из Биоцентра, но боюсь, им этот орешек не по зубам. Вот если бы привлечь группу Арендса и Ривейры - они занимаются сходной проблемой… - Бихнер метнул на Дубаха косой взгляд; тот кивнул: что ж, ничего невозможного. - Потому-то мы пока и пригласили только вас, Тудор. Строить… как это называлось?.. Триумфальную арку, вот, - строить ее еще рано. До практического применения - годы, а то и десятилетия. Эффект получен экспериментально; его нужно обосновать, изучить, изменить. Многое, очень многое - да что я вам объясняю, Тудор! Дальние же перспективы вы видите лучше меня.
Дубах видел.
Это была победа. Победа окончательная и обжалованию не подлежащая. И уверенность в этом ему придавала будничность, заурядность обстановки. Победа! Ибо время перемещения в пространстве сведено к нулю. К нулю! Это - последнее поражение пространства, которое до сих пор лишь отступало, медленно, с трудом, огрызаясь, требуя жертв - и временем, и людьми даже, что еще страшнее, что самое страшное, самое нетерпимое для человека. Но от этого удара пространству уже не оправиться. Никогда. Во веки веков.
- Эзра, - сказал Дубах. - Вы знаете, что это такое? Это не жалкие клочки, не увеличение скорости карвейра. Это - победа!
Бихнер счастливо улыбнулся:
- До победы еще очень далеко, Тудор. Оч-чень. Но я рад, что вы понимаете это так. Я знал, что вы первый, кто поймет это. Спасибо!
III
Перед уходом Дубах еще раз связался с Советом. Аварийник шел к точке рандеву с “Дайной”, выжимая из своих гребораторов все, что можно. Может быть, он придет даже раньше, чем обещал. Бактериологи вылетели и сейчас уже приступают к севу. Похоже, на этот раз все обойдется более или менее благополучно. Хотя о каком благополучии можно говорить, когда по поверхности Проливов разлилось десять тысяч тонн нефти?! Да, веселый будет разговор в Совете Геогигиены, - подумал Дубах. - И они будут правы, абсолютно правы. Когда же наконец строители справятся с нефтепроводом и мы скинем с плеч танкерный флот? Нескоро еще, ох, нескоро…”
Дубах с места рванул энтокар вверх, прямо в седьмой - скоростной - горизонт. До дому отсюда около часа лету. Он перевел управление на автоматику, повернул к себе проектор и вставил в него маленькую кассетку книгофильма.
“Пройдет десять, пусть двадцать даже лет - и не нужно будет ни энтокаров, ни вибропланов, ни карвейров”, - подумалось ему. Это всегда казалось мечтой, недостижимой, как горизонт. Целью, к которой можно лишь ассимптотически приближаться, как к скорости света в обычном пространстве. И вот мечта стала реальностью, хотя и отдаленной еще, но уже вполне достижимой и ощутимой Доживу ли я до этого, - подумал он. - Очень хочется дожить…”
И вдруг ему стало грустно. Он понял, не только разумом, но всем существом ощутил, что жизнь его уже сделана.
Как бывает сделана вещь. Может быть, причина крылась в его фанатической почти приверженности одной идее?
“Нет, - сказал он себе. - Нет, так нельзя. Думай о том, как это будет - победа”.
“Я и думаю, - ответил он себе, - и я сделаю все, чтобы победа пришла скорее. Как делал до сих пор. Как не умею делать иначе. Но все-таки хорошо, что она наступит еще не сегодня. Будь она возможна сегодня, я сделал бы все, что могу. Но это будет еще нескоро - телепорт, как говорит Эзра. И может быть, я просто не доживу. Ведь победа победе рознь. И бывают сокрушительные победы - как эта, потому что она отменит меня. Ведь я знаю, как жить для победы. Точнее - как жить для борьбы за победу. Но что делать, когда победа отменяет тебя?..”
На мгновение его охватило острое сочувствие к пространству - пространству, с которым он боролся всю жизнь. Ведь уничтожив пространство, “телепорт” отменит и Дубаха, координатора Транспортного Совета Ксении.
