можно, Господь этого не запрещал, только разве обязательно надо полуодетыми ходить перед мужиками, попивать красное винцо и постоянно курить! Молодые женщины должны понимать, что жизнь — это не только радость и веселье.
Наска сказала, что каждый человек должен сам нанести свой 'греховный холм'. Так можно было добиться прощения всех своих грехов и заслужить вечное блаженство, как праведные монахи.
– Что это за 'греховный холм'? – спросила Агнета, самая грешная из всех присутствующих.
Тогда Наска рассказала, что в свое время в Печенге имелось целых два монастыря, Нижний и Верхний. Известно было, что монахи Верхнего монастыря были более праведными, нежели Нижнего. Монахи должны избегать всех мирских соблазнов, как, наверное, Агнета и Кристин знают. Так вот, в Нижнем монастыре был один красивый молодой монах, который осенней темной ночью перешел границу с Норвегией и сошелся с одной юной норвежской девицей. Ну и норвежка та совсем разум потеряла от любви к монаху. Она последовала за ним в Печенгу и оттуда до самого Нижнего монастыря. Хотела даже перебраться жить в монастырь.
– Прямо в ту же самую келью просилась. Плакала и молила игумена впустить ее. Обещала стать монахиней, если они этого пожелают.
Праведный игумен пришел в ярость. Сопровождаемая шумными священниками, служившими литургию, влюбленная норвежка была изгнана из монастыря. Ее обозвали сатанинской невестой, а те места, где она ступала, были несколько раз вымыты, и все помещения, где она побывала, были выскоблены дочиста и окурены ладаном для достижения прежней чистоты. В завершение отслужили молебен всем святым, чтобы эта осквернительница все же не попала прямо в ад, а получила во время Страшного суда возможность замолить свои богохульственные намерения.
Затем пришла очередь монаха, впавшего в блуд, да еще и с женщиной иной веры. Несчастный инок каялся целыми неделями, громко просил прощения у Господа и всех святых, корчился на земле, вымазывал себя глиной, изорвал в клочья с полдесятка монашеских ряс, дабы показать всю глубину своего раскаяния. В конце концов игумен снизошел до него и принял его назад в монастырское братство, но не как равного с другими, а как брата во грехе, который должен был вечно каяться как в земной юдоли, так и в геенне огненной, что ему было обещано особенно щедро. В качестве епитимьи игумен повелел грешнику приносить на задний двор монастыря стокилограммовый мешок камней и песка. Послушно наполнял монах каждый день этот мешок и нес его на подгибающихся ногах в указанное игуменом место. Вскоре греховные мешки превратились в греховный холм, достигший карниза. Монах привык носить мешки, он сам был немалого роста и в любом порту мог бы неплохо зарабатывать грузчиком. Через десять лет холм достиг высоты большого дома, но монах все продолжал наращивать его. Однажды в монастыре появился новый игумен, который посмотрел на холм и задумался. Он решил, что давний грех уже замолен и более не нужно носить на холм камни и землю, иначе монастырь погрузится в тень 'греховного' холма.
Монах же настолько привык к своему занятию, что отучить его от этого уже не могли. Он заявил, что не чувствует сладости искупления и что ему нужно для успокоения души продолжить свое занятие. Наконец, холм превратился в настоящую гору. На нем выросли деревья толщиной с ногу, и на его вершину вели ступени. Посмотреть на холм приезжали аж из Норвегии. Стали поговаривать, что если падшая женщина заберется на его вершину, то с нее она сойдет целомудренной. В самый разгар туристического сезона на холм забиралось по нескольку сот женщин.
– Я побывала в Нижнем монастыре первый раз еще до замужества, – вспоминала Наска. – Тогда этому несчастному монаху было почти девяносто. И он все еще каждый день таскал на вершину холма землю. Зимой он спускался с горки, подложив под себя мешок, думал, что игумен его не видит. Горка была крутая и веселая.
Когда монах скончался под тяжестью своего мешка, его наконец-то признали очистившимся от земных грехов и похоронили так же, как и других монахов. Многие десятки лет холм перегнивал и зарастал, пока немцы не оккупировали Печенгу. Они построили на холме укрепления противовоздушной обороны, потому что это было самое высокое место и лопата там хорошо брала землю. Затем пришли русские и взорвали 'греховный' холм напрочь, так что его больше нет.
Остался только грех.
Глава 12
Сомнения заставили таежного детектива Хурскайнена в один из темных зимних вечеров вновь отправиться к лесной избушке в Куопсуваре. Он стал подозревать, что майор Ремес все-таки не просто турист. Нормальный отпускник не станет жить в чащобе в такую холодину.
Может, майор сумасшедший? Само по себе это ненаказуемо. За сумасшествие людей нельзя даже штрафовать. Вот ведь как заведено: за неосторожность за рулем тебя штрафуют, а за неосторожность в жизни – ничего.
Но может быть, у майора совесть не совсем чиста? А ну как он... шпион? А если майор пытается продать норвежцам финские военные секреты? Отсюда до Норвегии рукой подать, а та входит в НАТО... Да, майор мог без особого труда на снегоходе пересекать границу с Норвегией и делать немалые деньги, продавая военные секреты небольшой и все время кому-то подчиняющейся страны! Ему нужно было лишь добраться до Каутокейно и договориться с агентом Североатлантического блока о каком-нибудь спокойном месте для встреч. Тут речь может идти о миллионах крон...
Да и слухи о золотом прииске ходят. Майор Ремес мыл золото в верховьях речушки Сиеттеле, но есть ли у него надлежащие разрешения? Может, майор обнаружил коренную породу и теперь добывает золото без соответствующих бумаг на занятие участка?
Хурскайнен заглушил снегоход метров за двести до избушки. К счастью, у майора не было сторожевой собаки. Теперь предоставилась исключительная возможность понаблюдать за незаконными действиями офицера и не быть при этом обнаруженным.
Полицейский приблизился к избушке с подветренной стороны. И в тот момент, когда он обходил конюшню, оттуда послышался слабый кашель. Ремес? Да нет, непохоже. Это женский кашель, там молодая женщина!
Хурскайнен посмотрел внутрь через отверстие для выбрасывания навоза да так и остолбенел. Отверстие прикрывала решетка! За решеткой действительно была женщина, красивая брюнетка, одетая по-городскому. Перед ней горела свеча, и женщина нервно скручивала сигарету с помощью специального устройства. Что за дела, удивился полицейский, девочка-то явно при деньгах, а вертит самокрутку, словно голь перекатная... Было похоже, что женщина занимается чем-то недозволенным.
Агнета прикурила сигарету с гашишем. Она глубоко затянулась. Аах... 'Олений полицейский' Хурскайнен сразу же сообразил, в чем тут дело. От обычного никотина глаза так не закатываются.
Ну и ну! Здесь, в тайге, без разрешения властей построена тюрьма, а в камере потребляют наркотики. Красавицы в самом соку губят свои молодые жизни!
'Вот так дела', – подумал Хурскайнен.
Чего-чего, а такого он от майора Ремеса не ожидал. И разоблачил все это даже без доноса!
Выкурив сигарету, Агнета задула свечу и вернулась в избушку с таким видом, словно только что сходила в туалет. Было похоже, что ей стало легче. Хурскайнен отметил, что здесь проведено электричество: в конюшне жужжал небольшой дизель-генератор. Хурскайнен подумал, что майор, во всяком случае, не беден, если смог привезти сюда, в эту богом забытую глухомань такую кралю и все удобства. Теперь полицейскому стало понятно, почему Ремес ехал по бездорожной тайге с ванной позади снегохода. Такая женщина вряд ли довольствуется купленной в дешевом магазине пластиковой посудиной.
Совершенно очевидно, что майор посадил женщину на иглу и держал ее в своей власти, как злобный горный тролль нежную беспомощную эльфиду. Вот они каковы, городские да богатые! Хурскайнен почувствовал, как острие зависти пронизывает все его тело. Он посмотрел в окошко и увидел, что там были еще женщины. Похоже, этот майор настоящий ходок. Красавица, курившая травку, разговаривала с другой женщиной, даже еще более красивой. Обе женщины были полуобнаженные, словно готовились к какому-то ревю. Сетчатые чулки, туфли на шпильках, черные бюстгальтеры... Огрубевшие в тайге глаза полицейского
