Меджекивис дружил со зверями и птицами, но с рыбой-лисалакой знаком не был. Не предостерегло его предание, хоть оно и говорит о лисалаках достаточно ясно. Увидев перед собой морду рыбы-лисалаки, он зажал нос, чтобы туда не налилась вода, и спросил:
- А не вы ли случайно рыба-лисалака?
Острая морда лисалаки придвинулась к нему поближе.
- А ведь в наше время мало, - задумчиво сказала рыба-лисалака.
- Чего мало? - забеспокоился Меджекивис.
- В наше время вообще чрезвычайно мало, - утвердительно добавила рыба-лисалака и полностью вылезла из-под камня.
И мы не станем рассказывать дальше, но к тому времени, когда Меджекивис отрастил себе новый палец на ноге, он совершенно точно знал, что именно заедает пряником рыба-лисалака.
А к преданию после этой истории всего только и добавилось, что одна строчка: 'Есть на свете рыба- лисалака, живёт рыба в океане-море, заедает пряником печатным, и всего-то лисалаке мало'. А что 'палец Меджекивису отъела' - про то ни слова. Ничего не скажешь, жестокая вещь предание.
Белые люди неутомимы. Любой индеец давно упал бы и умер, причём умер бы без сожаления, случись ему строить дорогу из Миннесоты в Айову, а белые люди только немножко загорели. Им нипочём, что горячий чёрный песок, который они насыпают на дорогу, за ночь успевает превратиться в совершенно серый и холодный. С минуту они кричат и размахивают руками, видимо, обсуждая эту неудачу, а потом снова принимаются как ни в чём не бывало насыпать сверху чёрный песок.
Однажды Меджекивис разлёгся посреди прерии, прикрыв глаза и покусывая травинку. Неподалёку от него стоял столбиком сурок по имени Мармотта и громко сурчал.
- А что это за шум и суета там, на горизонте? - спросил Меджекивис.
- А это белые люди со своей дорогой Миннесота - Айова подвигаются сюда, - объяснила Мармотта.
- Давно хочу выйти на тропу войны с ними, - вскользь заметил Меджекивис, - да всё позабываю за делами.
Сказав это, он нанёс свою знаменитую боевую раскраску, и, растянувшись на солнышке, стал поджидать врага. Словом, к тому времени, когда белые люди, работая в бешеном темпе, добрались до этого места, они увидели разноцветного Меджекивиса, лежащего пластом, в пятнах нехорошего вида.
- Чума! Холера!! - завопили белые люди, рассмотрев его в упор. - Эпидемия!!!..
С этими криками они постепенно уменьшались и вскоре скрылись за холмами, окаймлявшими горизонт.
Нечего и говорить о том, что через эти земли так никогда и не прошла дорога Миннесота - Айова. Зато там и теперь повсюду стоят внушительные, крупные столбики и громко, уверенно посвистывают. Это сурок Мармотта и её потомство.
Как-то к Меджекивису прилетел большущий ворон Кагаги, сел к нему на плечо, с интересом клюнул серьгу в ухе Меджекивиса и сказал:
- Слушай, друг мой Меджекивис, дело-то дрянь: никак мне не удаётся наворовать кукурузы. Только ухвачу клювом початок и поволоку его с поля, как мигом набегает целая орава женщин и машет на меня своими юбками. Ну, как можно что-нибудь украсть в такой обстановке?
- Отвяжись от меня, Кагаги, сделай милость, - отвечал Меджекивис, хлопая его по плечу. - По тебе не скажешь, что ты отощал.
Тут Кагаги разинул свой клюв и так громко и негодующе раскаркался, что Меджекивис согласился.
На другое утро все женщины стойбища в растерянности перерывали всё в поисках своих юбок. Немалая коллекция юбок скопилась у Меджекивиса, и это не вызывало энтузиазма у мужчин племени. 'Юбки моей жены должны быть на моей жене', - твёрдо заявил вождь, и все по очереди с ним согласились. Вдобавок, придя на поле, все увидели там Кагаги, который так набил себе брюхо, что не мог даже взлететь. Меджекивис почувствовал, что пора как-то спасать положение.
- Да я постирал эти юбки! - закричал он. - Просто постирал! А то больно ж было смотреть, в чём они ходят!
С тех пор Меджекивис прослыл человеком, который больше всех думает о счастье своего народа.
В самой середине леса, в глубокой норе под корнями вяза проживал не кто иной, как Старый Лис. Он курил свою трубку, завернувшись в мохнатый плед и покачиваясь в кресле-качалке, которое в лисьей норе обычно стоит у камина, там же, где и кровать-валялка. Когда-то, в дни своей молодости, Старый Лис служил чиновником в важном департаменте у белых людей и с тех пор сохранил некоторые ухватки. Старый Лис занимал важную должность: он служил пресс-папье. Когда какому-нибудь чиновнику надо было прижать зачем-нибудь ценные бумаги, он осторожненько брал Старого Лиса и клал его на бумаги сверху. Вытянуть же бумаги из-под него потом было очень трудно, да и не многие рисковали.
И вот Меджекивис, пробираясь по лесу, почуял дымок от трубки Старого Лиса. Он насторожился и залёг возле корней вяза с натянутым луком. Прошло очень много времени. Прошло так много времени, что у Меджекивиса уже начали слипаться глаза, подвело с голоду живот и заныли руки. Тогда из норы высунулся Старый Лис и строго спросил: 'Что это вы удумали?' 'А? Что?' - отозвался Меджекивис спросонок. 'Уж не вздумалось ли вам на меня охотиться?' - спросил Старый Лис, подвигаясь поближе. 'Что вы, что вы! Не возводите напраслины, и в мыслях не было', - отозвался Меджекивис, который очень хорошо понимал язык лис, поэтому сразу уполз в кусты. 'Может быть, вас укусить?' - доброжелательно осведомился Старый Лис, но Меджекивиса уже не было. С тех пор Меджекивис никогда не охотился на лис. Всякий раз, когда ему случалось заметить в небе клин рыжих лис, который обычно всегда пролетает сразу за клином диких гусей, Меджекивис только качал головой и делал вид, что рассматривает узор на своих мокасинах.
Однажды Меджекивис прогуливался по малознакомым местам и с удивлением увидел там что-то вроде колодца. Индейцы оджибуэй не рыли никаких колодцев, но слышали, что это любят делать белые люди. Из глубины доносились глухие вопли:
- Эй, эй, помогите! Тут, в колодце, я, Иктоми!
- А кто ты? - праздно поинтересовался Меджекивис, подходя.
- Я великий шаман.
- А чего тогда сидеть в колодце, я не понял? - сказал Меджекивис.
Тут Меджекивис спустил ему свои косы, тот ухватился за них, и так, перебирая руками, и выбрался по ним из колодца. Меджекивис, который на протяжении всего времени бился подбородком о край колодца, был рад больше самого Иктоми, когда тот спрыгнул наконец на землю.
Но Иктоми, как мы знаем, не был никаким шаманом. Он был таким же бездельником, как сам Меджекивис, только из племени дакотов.
- Уф-ф, - сказал он, отряхиваясь. - Вот зачем белые люди понарыли везде эти колодцы. Чтобы
