— До моря далеко?
— Недалеко.
Кутузов слез с коня. Ноги от напряжения дрожали.
Гренадеры становились в каре.
Русская пехота и пушки выходили на дорогу.
Над Чатырдагом, высоко в небе, парили орлы: их потревожили выстрелы. Уже два часа в горах, не умолкая, гремели громы. Русские гаубицы били по турецким укреплениям у деревни Шумы. Турки отвечали.
К грохоту орудий присоединялась частая ружейная трескотня. Обойти турок было нельзя. Приходилось атаковать сильно укрепившегося врага в лоб.
Сидя за надежным каменным укреплением, турки яростно защищались. Русская пехота медленно продвигалась вперед. Уже были убитые и раненые. К генерал-поручику Мусину-Пушкину, стоявшему со своим адъютантом за грудой камней, подошел командир московцев, коренастый подполковник Кутузов:
— Ваше превосходительство, надо ударить в штыки. Время идет, а толку никакого. Наши ядра мало вредят басурманам. В этой перестрелке мы потеряем больше, чем в штыковой атаке!
— Пожалуй, вы правы, — согласился Мусин-Пушкин. — Но басурман ведь втрое больше, чем нас!
— Ничего. Не устоят. Позвольте лишь начать. Мои гренадеры ближе всех к туркам. Я ударю первый, а вы поддержите!
— Ваши гренадеры действительно дерутся, как старые солдаты. Ну что ж, давайте. С богом! — согласился Мусин-Пушкин.
Кутузов спокойно вернулся под свинцовым дождем турецких пуль к своему батальону.
Несколько минут у московцев шли приготовления. А потом они вдруг с распущенным знаменем и барабанным боем кинулись на турецкий ретраншемент. В первый момент турки, не ожидавшие такого смелого приступа, опешили. Но московцы еще не успели добежать до турецкого укрепления, как турки опомнились и засыпали их пулями.
Гренадеры приостановились было на полдороге, и кое-кто из них стал укрываться за камнями.
Тогда подполковник Кутузов выбежал вперед и с криком: 'За мной, ребята!' — бросился к турецкому редуту.
Гренадеры подхватили 'ура'! и в один миг достигли турецкого вала.
Вслед за ними ударило в штыки и правое крыло.
На валу в числе первых показалась крепкая фигура подполковника Кутузова.
И тут турецкая пуля сразила храброго командира московцев — Кутузов упал. Но дело было сделано: янычары дрогнули и побежали к Алуште, где белели паруса их фрегатов и ждали семь больших батарей.
…Подполковник Кутузов лежал в тени у фонтана Сунгусу. Вся его голова была забинтована.
Генерал-поручик Мусин-Пушкин со своими старшими офицерами и капитаном московцев Завалишиным стояли поодаль у кипариса и тихо переговаривались. Генерал расспрашивал лекаря, который все время находился при раненом, а теперь пришел доложить генералу о состоянии здоровья подполковника Кутузова:
— Ну как?
— Пуля угодила между глазом и виском. Прошла через всю голову…
— Жив останется?
— Не могу знать, ваше превосходительство. На все воля божья.
— Глаза целы?
— Левый смотрит как надо быть, а правый запух.
— Жалко, если повредится. Глаза у Михаилы Илларионовича такие зоркие, — пожалел капитан Завалишин, — давеча орла увидал раньше всех. Никто не мог приметить, а он показывает: вон — орел над горами!
— А теперь что: спит?
— Находится в забытьи, ваше превосходительство.
— Хорошо, что турецкая пуля, а не татарская баларма, — сказал секунд-майор Шипилов.
— А что такое баларма? — спросил генерал.
— Это, ваше превосходительство, две небольшие пули, прикрепленные друг к дружке медной проволокой, собранной в спираль. При выстреле проволочка растягивается и получаются две раны. Да кроме того, и проволочка дает рану. Подлая штука!
— Ну и турецкая немало беды натворила! Как чуть начнет солнышко спускаться, отправить подполковника Кутузова в лагерь к командующему! — приказал лекарю генерал-поручик Мусин-Пушкин.
Через несколько часов от шумлинского водопада к Акмечети отправилась экспедиция. Четверо гренадер бережно несли на носилках своего тяжело раненного командира. Сзади шел потрясенный случившимся подпоручик Резвой и проводник Ахмет с двумя лошадьми.
За ними следовало целое капральство московцев.
— И, скажи, как получилось: больше недели тому назад турки замирились, а только сегодня об этом в Алуште узнал сераскир!
— Кабы на сутки раньше пришел естафет, никакого боя не было бы!
— И наш Михайло Ларивонович был бы невредимый! А так кто знает, что будет?.. — сокрушались гренадеры.
Глава третья
ЖЕНИТЬБА
Второй день в Петербурге стояла непогодь. Хотя сентябрь только еще начинался, но уже по-осеннему было пасмурно и неуютно.
На город навалились низкие серые тучи — вот-вот польет дождь. Ветер крутил с разных сторон, а в полдень наконец установился — стал с бешенством налетать на город с залива.
Нева вздулась и помрачнела.
На Петропавловской крепости и Адмиралтействе трепыхались флаги. Корабли на Неве, еще вчера убравшие паруса, взлетали на свинцовых валах, как на качелях. Деревья Летнего сада гнулись и шумели. Под яростным напором ветра летели на землю сломанные ветви. На улицах редкие прохожие старались поскорее укрыться в дома: ветер валил с ног.
Вечерело. В Преображенском, всей гвардии, соборе ударили ко всенощной. Колокольный звон слышался приглушенно: его относило ветром.
Михаил Илларионович, не зажигая огня, в раздумье ходил по комнате. Читать он не хотел — боялся натрудить глаза.
После боя у Шумы прошло три года. Подполковник Кутузов чудом остался жив. Не только вся русская
