путного не высидела. Опять бездельничала, болталась по квартире, пила кофе. И коньяк.
Я посмотрел на бутылку, в той, что стояла сейчас на столе, оставалось граммов сто.
— Значит, ты выпила примерно четыреста?
— Нет, я выпила три рюмки, всего граммов сто пятьдесят. — Она упрямо мотнула головой. — Куда делось остальное, я не понимаю.
Я оценил Зойкину немногословность и вспомнил про запах, исходящий от ее халата:
— Ты могла пролить коньяк на свою одежду.
— Это исключено, и очень жаль, что ты мне не веришь.
— Не заводись, — остановил я ее. — Мы вернемся к этому позднее. Почему ты считаешь, что это не твоя бутылка?
— Потому что здесь другая этикетка, очень похожа на ту, что была на моей, но другая. Ну я-то помню, что стояло у меня в баре. Это только вы, мужики, считаете, что женщины не обращают внимания на такие вещи.
— Она прикрыла глаза, мучительно что-то вспоминая, но я не дал ей сосредоточиться.
— Выпила коньяк, и тебе стало плохо?
— Не сразу, сначала очень захотелось спать.
— Во сколько это было?
— В двенадцатом часу ночи. Я легла в постель и вот тут почувствовала что-то неладное. Попыталась заснуть, но боль в желудке усилилась. Мне становилось все хуже и хуже, болело уже все тело, знобило. Почти в бессознательном состоянии я заставила себя дотащиться до туалета и сунула два пальца в рот. Меня выворачивало так, что, думала, умру. Казалось, я вы- плевывала свой собственный желудок. Такого кошмарного состояния я не испытывала никогда. На какое-то время даже потеряла сознание. Очнулась, сидя на полу в туалете. Мне все еще было плохо, руки дрожали, но я уговаривала себя повторить все сначала. Пустой желудок среагировал таким диким спазмом, что я по жалела о своей затее, но все равно продолжала прижимать пальцами язык до тех пор, пока… — Зойка содрогнулась, ее лицо перекосилось, она вся сжалась, словно приготовилась к новой порции мучений. — Меня опять тошнило, трясло, и я подумала, что это не обычное пищевое отравление. Потом, передохнув, я потащилась на кухню и выпила полстакана воды. Третья процедура прошла не в пример легче, чем две предыдущих.
— Почему ты не вызвала «скорую»?
— С тобой когда-нибудь случались такие вещи? — Она плотно сжала губы. — Сначала, извини, нет сил до туалета доползти, не то что звонить куда-то. Потом, когда стало легче, я подумала, что нет смысла. Решила: обязательно схожу в поликлинику, проверюсь амбулаторно. А тогда я была так измучена, что думала лишь о том, как очутиться в своей постели. Через некоторое время я определила, что опасность миновала. Это было примерно в начале второго ночи, — добавила она. — Я уснула и проснулась в восемь утра. — Зойка помедлила, но я молчал. — И увидела на полу мертвого Аркадия. Ты мне не веришь? — Быстро спросила она.
Мы потеряли слишком много времени, чтобы позволить себе роскошь продолжать выяснять отношения.
Я напрасно с самого начала призывал себя быть объективным. Я им не был, потому что слишком хорошо знал Зойку. Она, как и любая одаренная женщина, великолепная актриса и превосходно сыграет нужную роль. Это я тоже отлично знал, и сейчас это вышло мне боком. Не знаю, поняла ли она, что я испытывал, чувствуя себя подлецом.
Я был просто обязан ей помочь, потому что даже начинающий опер уловил бы в ее рассказе железную логику и поверил бы гораздо раньше, чем она все рассказала. Нужно быть таким тупым и зашоренным, как я, чтобы…
На лестничной площадке послышался шум. Даже здесь, на кухне, можно было различить громкие голоса.
Я замер. Зойка тоже застыла в испуге. Не знаю, о чем она подумала в этот момент. Я не из слабонервных, но сейчас мне пришлось призвать на помощь всю свою выдержку.
Шум на лестнице затих. Громкие мужские голоса переместились куда-то вверх.
Я выдохнул и задал вопрос, который должен был задать раньше:
— Зоя, почему ты попросила, чтобы я как можно не заметнее пробрался в твою квартиру?
Она слабо улыбнулась.
— Ты будешь смеяться. Я и сама не уверена, что права. — Она запнулась в нерешительности.
— Я боюсь, что если мы будем по-прежнему топтаться на месте, то совсем разучимся улыбаться. Я задал вопрос. — На месте мы уже не топтались, но я хотел припугнуть ее, чтобы побыстрее соображала.
— Мне казалось, что за мной следят, — выпалила она. — Даже однажды почудилось, что в этой квартире кто- то побывал без меня.
— С какого времени следят?
Она задумалась ненадолго.
— Недели три назад это началось.
— То есть сразу после того, как ты первый раз сказала Желтухину, чтобы он оставил тебя в покое. — Сейчас я старался выделить самое главное. На остальные вопросы времени не было. Я боялся, что его вообще уже не осталось, но думать об этом не хотелось.
— Да, — Зойка в недоумении замолчала, она все еще не понимала, к чему я клоню. — Но я не вижу никакой связи. Например, соседнюю квартиру три недели назад сняли новые жильцы, не думаешь ли ты…
Она смолкла и испуганно уставилась на меня, сраженная собственной догадкой. Увы! Даже самые умные женщины ведут себя порой очень глупо.
В каждой профессии есть своя специфика. То, как я собирался действовать сейчас, одобрили бы немногие, и уж совсем единицы пошли бы на это. Я не собирался строить из себя супермена, просто пытался четко отследить ситуацию. В принципе, сейчас на риск шел я один, Зойке ничего не грозило, она и так уже получила на всю катушку.
В этой истории лишь один вопрос казался по-настоящему неясным. Он до такой степени не укладывался в выстроенную мной схему, что я старался о нем забыть на время, чтобы не мешать самому себе. Вероятность ошибки существует всегда. Можно просчитать многое, но когда дело касается женской психологии, ничего заранее прогнозировать нельзя. Сейчас был как раз тот самый случай. Существовали и еще некоторые моменты, требующие прояснения, но они, это я знал по опыту, разрешатся сами собой. Мне казалось, я ухватил самое главное.
Не люблю обнадеживать людей понапрасну; к тому же тот план, что возник у меня, требовал наличия всего запаса нахальства, которым я располагал. И удачливости. Последнее было важнее.
Коротко проинструктировав Зойку и задав еще несколько вопросов, я приготовился выскользнуть из квартиры. Она выполнила все, что я приказал.
— А я? — спросила она перед тем, как мне исчезнуть.
— Помолись Богу, если в него веришь, — неудачно пошутил я и тут же поймал укоризненный взгляд. К религии она относилась серьезно.
Прежде чем уйти, я некоторое время стоял возле двери. На площадке было тихо, но я страховал себя, потому что сейчас от этого зависело все. Хорошо, что я поставил машину не у самого подъезда. Я сделал это автоматически и сейчас сам себе поставил маленький плюс. Профессионализм срабатывал даже тогда, когда я меньше всего думал об этом. Судя по всему, уровень подготовки тех, кто подрядился исполнять задуманное преступление, был неплохим, и они могли обратить внимание на машину с милицейским номером и связать это с тем, что я был любовником Зойки. Хотя, думаю, вряд ли они это выясняли. Перед ними стояла другая задача. И они ее выполнили.
Я неслышно открыл дверь. На лестнице никого не было. Я не боялся, что меня увидят в глазок соседней квартиры: с того места Зойкина дверь не просматривалась. Поднялся двумя этажами выше и вызвал лифт.
Выскочил из подъезда, приказав себе не торопиться, чтобы не привлекать излишнего внимания, завел машину и рванул с места.
