– Карманник не самая видная, но вполне достойная воровская специальность, – смеясь, заметил Валентин Валентинович.
– Конкурент Витьки за влияние во дворе.
Подтверждая эти слова, Витька, демонстрируя свою власть, приказал:
– Фургон, скажи стих!
– Какой?
– Про хорошего человека.
Фургон ударил себя в грудь:
– Хороший стих, – похвалил Витька. – А еще знаешь?
– Про что?
– Про хорошего человека.
– Про хорошего человека больше не знаю, – признался Фургон.
– Фургон! – окликнул его Шаринец.
– Чего?
– Подойди!
Фургон сделал неуверенное движение в сторону Шаринца, но его остановил грозный Витькин оклик:
– Стой!
Фургон остановился.
– Зачем пошел?
– Так ведь он позвал.
Двумя пальцами Витька зажал Фургону нос.
– Брось, Витька! – неодобрительно заметил Шныра.
Фургон мотал головой, пытаясь вырваться.
– В другой раз оторву и голову, – пообещал Витька и сильно дернул рукой вниз.
Фургон освободился от железной Витькиной хватки, но ощущение было такое, будто у него оторвали нос, и Фургон не сумел сдержать слез.
Витькина власть была доказана действием и огорожена от посягательств Шаринца. Но когда Витька наказывал Фургона, во дворе появился Миша Поляков, по прежнему в кожаной куртке, из которой он порядочно вырос; под ней на рубашке виднелся комсомольский значок КИМ.
– За что ты его?
Витька лениво поднялся, поиграл финкой.
– Твое дело?
Юра дал справку:
– Миша Поляков, комсомольский активист… Как это там у них называется… Секретарь ячейки или председатель учкома – я в этом плохо разбираюсь.
– Сильный, видно, парень, – заметил Валентин Валентинович.
– Витька сильнее.
– Сильнее тот, кто смелее.
– Миша смелый только на собраниях, – сказал Юра.
Витька играл финкой:
– Ну что? Милицию позовешь? Беги зови, а то не успеешь. Арцы – и в воду концы!
«Арцы – и в воду концы» означало у Витьки высшую степень угрозы.
– Убери нож!
– Наверно…
Неожиданным ударом Миша вышиб финку из Витькиной руки и наступил на нее ногой. Витька бросился на Мишу, они сцепились, не давая один другому дотянуться до ножа.
Нож поднял Саша Панкратов, во дворе его называли Сашка Фасон, не потому, что фасонил, а потому, что был красив: черноволосый мальчик с красным пионерским галстуком. Было ясно, что финку он Бурову не отдаст.
Подошли мужчины, растащили дерущихся. Витька пытался вырваться, но его держали крепко. Из окон выглядывали жильцы, во дворе собиралась толпа. Выбежала мать Фургона – Ольга Дмитриевна Зимина, миловидная женщина с нежным лицом.
– Андрюша! Что он с тобой сделал? Нож! Когда это прекратится наконец?
Появление милиционера привлекло еще больше зрителей.
Милиционер забрал у Саши финку.
– Чей нож?
Все молчали, подчиняясь законам двора: подраться – одно, выдать – другое.
– Твой? – спросил милиционер у Витьки.
– Пусть ребята скажут, – ответил Витька.
Белка показала на Мишу:
– Его финка, он хотел Витьку порезать.
– Не ври! – крикнул Саша Панкратов. – Витькин нож. Скажи, Фургон, скажи, Шныра, чей нож?
Шныра и Фургон молчали.
– Какие, однако, мерзавцы! – возмутился Валентин Валентинович и встал с подоконника.
– Плевать! Пусть сами разбираются, – сказал Юра.
– Ну знаешь… Я тебя не понимаю!
Валентин Валентинович свесился из окна:
– Товарищ! Я все видел, сейчас спущусь.
Через минуту он стоял во дворе, спокойный, внушающий доверие, показал на Витьку:
– Нож его, он им играл, довольно неосторожно, кстати. И мучил мальчика. А этот молодой человек, – он протянул тонкий палец в сторону Миши, – вступился… – Он повернулся к Зиминой: – Если не ошибаюсь, за вашего сына.
– Да, – сказала Ольга Дмитриевна. – Витя! Ведь ты уже большой… Разве Андрей тебе товарищ?
– Что скажешь? – спросил милиционер у Витьки.
Витька молчал, злобно посматривая на Мишу.
– Нехорошо, девочка, лгать, некрасиво, – сказал Валентин Валентинович Белке.
Милиционер опустил нож в сумку.
– Разберемся, пошли!
И вместе с Витькой направился к воротам.
– Благодарю вас, – сказала Ольга Дмитриевна Валентину Валентиновичу.
– Мадам… Гражданка… Я просто сказал правду.
3
Валентин Валентинович вернулся к себе, на четвертый этаж.
