Чем ниже, тем устойчивее была лестница. Внизу она стояла совсем неподвижно, и все одновременно бросились к ней, а полицейские пытались встать цепью, чтобы помешать им. Две последние перекладины. Одна. Пожарник спрыгнул наземь со своей ношей.
Голова мсье Гира свесилась вниз. Алиса, стоя в толпе, нащупала руку Эмиля. Зеваки перешептывались, потом заговорили громче. Потом загомонили.
— Тише!
Безжизненное тело месье Гира опустили на тротуар, и тотчас же туда пробрался через толпу врач, пришедший к консьержке. Лицо месье Гира было восковым, жилет задрался, открыв полосатую рубашку и подтяжки.
Слышен был только звук лебедки, сворачивающий составную лестницу.
— Умер. Паралич сердца, — сказал врач, выпрямляясь. Его услышал только комиссар. Люди наклонялись посмотреть. Это уже не был мсье Гир, это был покойник, которому сейчас закрыли глаза. На раскрытых его ладонях еще виднелись кровавые следы.
— Расходитесь! Дайте подъехать “Скорой”!
“Скорая” мыкалась позади всех, не зная, что делать, и осторожно маневрировала за спинами зевак, опасаясь двинуться ближе.
А Эмиль, напротив, подходил уже к третьему, ко второму ряду теснившихся людей, и его маленькие, живые глазки были похожи на буравчики.
Иногда пальцы Алисы сжимали его руку. Но он никак не отзывался на это. Он смотрел. Он хотел видеть все. Тело уложили на носилки, два человека подняли их.
— Эмиль! — едва слышно шепнула служанка. Он пристально, холодно взглянул на нее, словно удивившись, что она здесь.
— Что с тобой? Он отвернулся.
— Ты что, ревнуешь? Ты думаешь, что я… — И добавила с жаром:
— Этого не было! Мне ничего такого не пришлось делать, Эмиль, честное слово!
Она прижалась грудью к его плечу.
— Не веришь? Думаешь, я вру?
Он отстранился от нее, чтобы взять сигарету и закурить. Люди расступались. Машина “Скорой помощи” дала гудок перед тем, как тронуться. Поток машин снялся с места.
— Честное слово! — повторила служанка. В трех шагах от себя она видела витрину молочной лавки и хозяйку, ожидавшую ее. Инспектор шел впереди рассыпавшейся толпы, и Алиса прошла совсем рядом с ним, но он ей уже не улыбался. Лицо его было в испарине, брови нахмурены.
Все пристыженно разошлось. Консьержка семенила рядом с доктором, приговаривая:
— Я все думаю, не дифтерит ли это…
— Иду, иду! — крикнула Алиса, вбегая в лавку и убирая ведро и тряпку, брошенные ею на пороге. — Не могу же я быть сразу здесь и там!
В красной машине, несущейся к Парижу, пожарник рассказывал:
— Он так и обмяк у меня в руках, там, наверху, будто у него голова закружилась. Я тут же почувствовал — все, конец.
А в Вильжюифе суетился маленький человеческий мирок, на целых два часа опаздывая на работу.
1
Кегельбан
2
Тминная водка.