неподвижность, пока с дрогнувших уст не сорвутся наконец насыщенные ядом слова.
А чем лучше госпожа Амар? Не успел он подумать о ней, как услышал шаги в кабинете. Он открыл дверь, держа в руке кипу рубашек.
На пороге стояла персиянка, очаровательно улыбаясь. Шаловливо-мальчишеским жестом подала ему руку со словами:
— Ну, здравствуйте!
Он положил рубашки на стул и неуклюже встал возле нее.
— А вы, оказывается, потрясающий человек, Адиль бей! Первый раз эти людишки такое услышали!
Он не знал что сказать. Она не присела. Ходила по комнате как заведенная, что-то перекладывала, переставляла.
— Особенно сама-то невыносима, напускает на себя вид знатной дамы. Да вы еще не видели их доченьки, ей всего десять лет, а уже вылитая мать.
Тут только она заметила, что в помещении пусто.
— Вы закрыли консульство? И правильно, толку-то от работы никакого! Я это все время твержу Амару. Мучаешься прямо как последняя собака, чтобы получить визу для своего соотечественника. Все, кажется, сделано, но в последнюю минуту оказывается, что нужна чья-то подпись в Москве или что-то в этом роде, и надо все начинать сначала.
Ее взгляд упал на окно дома напротив, и она воскликнула:
— Смотрите-ка, Надя наводит красоту!
— Вы ее знаете?
— Это жена начальника морского отдела ГПУ, почти что моя землячка, она ведь жила на границе, и ее мать персиянка. Вначале, когда мы познакомились, я пригласила ее на чашку чая. Она согласилась. Потом несколько раз звонила и откладывала визит. Теперь, когда мы встречаемся на улице, только слегка кивает. Понимаете?
— Нет.
— Мы же иностранцы. Ей опасно с нами разговаривать. Правда, вы еще новый человек. Но вот увидите!
Она все переходила с места на место. Улыбаясь и кокетничая.
— Теперь, когда вы так решительно захлопнули за собой дверь у итальянцев, у вас никого не осталось для общения, кроме нас…
Адиль бея несколько обескураживала бесцеремонность госпожи Амар. А главное, ему не нравилось, что она с такой настойчивостью рассматривает его.
— Знаете, зачем я к вам явилась в такую рань?
— Нет.
— Восхитительное хамство! Так вот, я пришла помочь вам устроиться. Я знаю, что такое холостяк. Доказательство — рубашки на стуле в кабинете.
Она взяла их без спроса и прошла в спальню.
— Это вам не дом Пенделли, не так ли? Они установили у себя две ванные комнаты. Почему бы не три? Поверьте уж мне, первое, что вам надо сделать, — повесить занавески. Тем более что в доме напротив живут такие люди!
Адиль бей повернулся к окну. Молодая женщина в желтом по-прежнему полировала ногти. Когда г- жа Амар отвесила ей поклон, она кивнула в ответ, но так, что этого можно было и не заметить.
Через мгновение окно закрылось.
— Красивые у вас рубашки. Из Стамбула привезли?
— Купил в Вене.
В соседней комнате послышались шаги. Адиль бей открыл дверь и увидел Соню с пакетами в руках.
— Купила спирт для спиртовки, — сказала она. В ту же минуту, почувствовав запах духов персиянки, нахмурилась, поглядела по сторонам, в консул почувствовал, что краснеет.
Проходя на кухню. Соня увидела г-жу Амар, наклонившуюся над раскрытыми чемоданами. Вскоре она загремела тарелками и сковородками на кухне.
— Вы с ней уже так подружились?
— Все слуги ушли, и она мне предложила… Г-жа Амар схватила его за рукав, потихоньку вывела в кабинет и прикрыла дверь.
— Вы знаете, кто такая Соня? — шепнула она ему на ухо. — Она сестра Колина, начальника морского отдела ГПУ. А теперь скажите: вы знаете, от чего умер ваш предшественник? И никто не знает. За несколько часов умер, а до тех пор никогда не болел.
Должно быть, Адиль бей сильно побледнел, так, что она засмеялась и дружелюбно положила ему руки на плечи.
— Ничего, привыкнете! Только следите внимательно за всем, что говорят, что делают.
В квартире раздался звонок, какого Адиль бей еще не слышал. Открылась дверь. Соня хотела взять телефонную трубку.
— Подойдите к телефону сами, — сказала г-жа Амар, обращаясь к консулу. Он снял трубку.
— По-русски говорят, — вздохнул он, держа трубку в протянутой руке.
— Г-жа Амар опередила Соню, и та вынуждена была отойти.
— Вас соединили с консульством в Тифлисе. Вот! Теперь по-турецки заговорили…
Адиль бей схватил трубку и с детской радостью закричал на родном языке:
— Алло! Слушаю! Это турецкий консул? Слышно было плохо. Голос звучал издалека, с перебоями и треском, наконец он расслышал.
— Алло! Доводим до вашего сведения, что Фикретэфенди был арестован по прибытии в Тифлис..
— Алло! Что вы сказали? Я хочу спросить… Но на том конце уже повесили трубку, и телефонистка на линии опять что-то говорила по-русски.
Адиль бей в нерешительности повернулся к обеим женщинам. Соня смотрела на него с невозмутимостью секретарши, ожидающей распоряжений. Персиянка же, казалось, настойчивым взглядом подсказывала ему эти распоряжения: “Помните, что я вам говорила. Пусть она выйдет!»
— Можете идти, — вздохнул Адиль бей. — Ничего важного.
— Будете есть яичницу?
— Как вам угодно.
Они подождали, пока закроется кухонная дверь.
— Ничего не понимаю, — сказал он со вздохом. — Из Тифлиса мне сообщили, что Фикрета арестовали. Г-жа Амар раздосадованно щелкнула пальцами.
— Я хотел узнать подробности, но там уже повесили трубку. Что я тут могу поделать?
Персиянка была взволнованна больше, чем он, схватила было трубку, потом, ничего еще не сказав, передумала и повесила ее.
— Вы не считаете, что надо официально обратиться к властям?..
— Никуда не надо обращаться, — сухо ответила она. — А вы не знаете, вещи его забрали тоже?
— Мне ничего не сказали. Они меня даже не выслушали.
— Черт побери!
— Почему — черт побери?
— Да так, мы отправили с ним три великолепных серебряных самовара!
Адиль бей уже совсем ничего не понимал.
— Да не смотрите вы так на меня! — раздраженно воскликнула она. — Да, три самовара! Их еще иногда можно купить у крестьян, как говорится, дешевле корки хлеба, платим-то мы мукой. Этот болван Фикрет взялся переправить их в Персию. Мне надо сообщить мужу…
Г-жа Амар огляделась по сторонам в поисках шляпы, потом вспомнила, что оставила ее в спальне, и там увидела чемоданы, которые начала было распаковывать. Она тотчас же сбросила с себя озабоченность, протянула Адиль бею обе руки и взяла его ладони в свои:
