рррепейником!
– Да кто же это посмел? – вскричал Гном Гномыч и удивленно посмотрел на Грача.
– Кто? Пррростите, сейчас прррипомню! Скорррее всего, это озорррники бельчата. Они живут в дупле на самом кррраю дубррравы.
– Это вполне возможно. Бельчата иногда швыряют вниз, на землю, ореховые скорлупки.
– Скорррлупки – всего лишь беспорррядок! А рррепейник – это уже бесспорррно мусоррр! И этим мусоррром они забрасывают меня, ста-ррр-ого порррядочного Грррача!
Гномыч всплеснул руками.
– Что за времена! Что за нравы! Возмутительно!
– Нет, мимо этого я не могу так пррросто пррролететь! Я им этого не прррощу. Моррроз не моррроз, а я тотчас же поднимаюсь на крррыло и лечу на улицу Кузнечиков в ррредакцию журррнала, «Клюв»! Я буду жаловаться! Какое безобррразие!
– Конечно, – одобрил его решение Гномыч. – Такие хулиганы заслуживают, чтобы их пропечатали в журнале!
Грач швырнул в печку репейник и, попрощавшись с Гномычем, направился к выходу. Но на пороге он споткнулся об Изюмку.
– А ты чего сидишь здесь в темноте? – удивленно вскричал он.
– Ох, дядя Грач, – захныкал Изюмка. – Пожалуйста, не подавайте жалобу на бельчат!
– И он же еще бер-ррет их под защиту! – возмутился старый Грач. – Этих прррохвостов, этих озорррников!
– Верно, Изюмка, зря ты суешь свой пятачок во все, о чем даже понятия не имеешь, – сделал поросенку замечание Гномыч.
– Имею! Об этом я имею понятие, Гномыч! Точно знаю, что это не бельчата швырялись репейником в дядю Грача! – заплакал Изюмка.
Грач от удивления даже клюв разинул:
– Не бельчата? Кто же тогда?
– Кто-то еще, – пропищал Изюмка едва слышно, словно мышонок.
Старый Грач даже не разобрал его слов.
– Кто, кто? – с любопытством наклонился он к Изюмке. Но Гномыч, который и слышал лучше, а главное, лучше знал Изюмку, поспешил вмешаться:
– Ладно, сосед Грач, я уже догадываюсь, чьи это проделки! И я сам поговорю с ним как подобает. Чтобы он впредь знал, как швыряться в тебя репейником!
Тут уж и старый Грач понял, что к чему. Посмотрел строго на Изюмку, слегка шлепнул его по спине крылом и вылетел за дверь.
А в тыквенном домике наступила мертвая тишина. Такая мертвая, что Изюмка даже хрюкнуть не смел. И только смотрел, весь похолодев, на Гномыча. А тот щелкнул его как следует по макушке и строго-престрого сказал:
– Если я еще хоть раз услышу про тебя такое, гулять больше не пойдешь. Ни с Кишмишкой, ни с кем вообще!
Изюмка совсем понурил голову. И вдруг чувствует, что Гномыч гладит его по затылку. Изюмка поднял изумленно глаза и видит, что Гном Гномыч улыбается. Изюмка не знал, что и подумать. Но Гномыч объяснил ему:
– Щелчок ты от меня за репейник получил. А погладил я тебя потому, что ты сам признал свою вину.
ГНОМЫЧЕВЫ КРЫЛЫШКИ
В холодные дни Изюмка больше всего любил свой подпечек. Там и тепло и дремать приятно. И бездельничать. Постепенно Изюмка так обленился, что и вылезать из подпечка не желал.
– Подай мне сюда обед, Гномыч! – захрюкал он, почуяв, как вкусно пахнет тушеной капустой.
– Еще что? – возмутился Гном Гномыч. – Уж и обед ему подавай в подпечек!
– Боишься, как бы я так не отъелся, что и наружу не вылезу? – спросил Изюмка.
– Вполне возможно. Но не в этом дело. Боюсь другого. Вдруг ты двигаться разучишься совсем. Придется мне тебя на себе таскать. Забудешь, что у тебя и ноги-то есть.
Изюмка расхохотался. Однако после обеда у него пропало настроение смеяться. Гномыч открыл дверь во двор и сказал:
– А ну иди погуляй. Тебе полезно.
– Там же холодно! – захныкал Изюмка, уже привыкший к теплу.
– А ты побегай, попрыгай – вот и согреешься! – ответил Гномыч и тут же захлопнул за ним дверь.
Изюмка остался снаружи. Потоптался на крыльце – замерз, волей-неволей пришлось бегать. Обежал все кротовые холмики. А когда выбрался на проселок, уже больше не мерз. На развилке дороги повстречал он мышку Кишмишку, и они пошли вместе, весело болтая.
– Мне на холоде всегда так есть хочется, – признался Изюмка. – А тебе – нет?
– Мне тоже, – подтвердила Кишмишка. – Но как я помню, ты и в тепле тоже всегда больше меня ел.
Так за разговорами они очутились возле какой-то замерзшей лужи. Лужа была покрыта молодым ледком, потому что старый, толстый лед вырубили крысы и снесли к себе в погреба. Чтобы летом делать мороженое. Теперь на луже ледок был новенький и гладкий как зеркало.
– Я покатаюсь немножко, – сказала Кишмишка. – Но ты смотри, на лед не заходи: он тонкий, такого толстого поросенка не выдержит.
– Кто это – толстый поросенок? – удивленно переспросил Изюмка.
– Ты! – крикнула Кишмишка и пробежалась по тонкому ледку – аж до противоположного берега. Бежит, попискивает по-своему, по-мышиному.
– Ты что же, думаешь, я побоюсь на лед выйти? – крикнул ей Изюмка, когда Кишмишка повернула назад.
– Побоишься, – сказала мышка. – Под таким толстячком он обязательно проломится.
– А вот и не проломится! – упрямо закричал Изюмка и шагнул вперед.
Кишмишка удивленно посмотрела на него.
– Такой ты смелый? – говорили ее глазки-бусинки.
