Ну вот, все так благополучно завершилось, и Генри, конечно же, решил, что теперь я буду сидеть дома и стану Женой и Матерью. Но едва я встала с постели, как почувствовала прилив сил и начала думать о дальнейшей карьере. Только я решила больше в кинематографе не работать, потому что «Сильнее страсти» по непонятным для меня причинам провалился и принес одни убытки. Поэтому я решила заняться литературой и дома не сидеть, а как можно больше вращаться в литературных кругах.
Глава 2
Ну вот, вскоре я узнала, что самые литературные круги Нью-Йорка собираются в отеле «Алгонкин» – туда литературные гении ходят на ланч. Известно это потому, что каждый литературный гений, съевший ланч в «Алгонкине», обязательно пишет о том, что именно туда ходят на ланч литературные гении. Так что я позвала Дороти сходить со мной на ланч именно в «Алгонкин».
Только Дороти сказала, что если мне так уж необходимо познакомиться с интеллектуалами, она все равно собирается на литературную вечеринку, которую Джордж Джин Нейтан [3] устраивает где-то в Джерси, в месте, знаменитом тем, что там подают пиво, сделанное без спирта, если только я ничего не путаю. Там должны были быть мистер Г. Л. Менкен, Теодор Драйзер, Шервуд Андерсон, Синклер Льюис, Джозеф Хергешаймер и Эрнест Бойд. Так что я сказала Дороти: «Если они все такие культурные, то зачем едут в Нью-Джерси, там же, как известно, совсем никакой культуры нет!» И Дороти, подумав, решила, что единственной причиной поездки является пиво. Но я все-таки решила поехать, потому что кое-кто из них написал довольно известные книжки.
Если кто подумает, что в Нью-Джерси устроили литературный салон, то очень ошибется – о литературе они даже не вспоминали. А если бы и вспоминали, их бы все равно слышно не было, потому что они постоянно совали монетки в электрическое пианино, а оно играло всякие разухабистые песенки. По-моему, если литераторы хотят устроить музыкальный вечер, гораздо культурнее пойти послушать хорошую оперу. Но я сама должна была догадаться, какого рода литературой интересуются литераторы, общающиеся с такой неразвитой девушкой, как Дороти.
Так что потом я все-таки повела Дороти на ланч в отель «Алгонкин», где и была вознаграждена за все. Там собираются критики, которые всем объясняют, как и что надо делать, а уж они-то вести себя умеют.
На ланч в отель «Алгонкин» мы пошли довольно рано, чтобы увидеть, как они все собираются. Самый надежный способ заполучить столик рядом с тем, кто тебя интересует, – это подружиться с метрдотелем. Метрдотель в «Алгонкине» очень знаменитый, и зовут его Джордж. Он перекрывает вход в небольшую столовую для избранных бархатным шнуром для того, чтобы люди, не разбирающиеся в гениях, не лезли туда, где им не место. Я сказала Джорджу, что мы бы хотели сесть где-нибудь поблизости от знаменитого Круглого стола литераторов, чтобы хоть послушать, о чем они говорят. И Джордж посадил нас за самый близкий к ним столик, а обслуживал нас официант, который обслуживает их. Ну вот, мы с официантом разговорились, и выяснилось, что зовут его Тони и он тоже стремится к высоким идеалам. Чем больше я узнаю людей, тем больше понимаю – сразу никогда не поймешь, кто перед тобой. Тони мне объяснил, что телом он грек-официант, а душа его впитала в себя всю культуру древних греков.
Собственно говоря, оказалось, что Тони по воспитанию джентльмен, потому что отец его был очень известным в Греции человеком, и у него был еще один сын, законный. Отец Тони воспитывал их вместе и нанял им учителя, который ознакомил их со всей греческой классикой. Только отцу Тони окончательно надоела мать Тони, поэтому он попросил своего приятеля-турка устроить так, чтобы она оказалась в числе пострадавших от зверств. Оказывается, турки больше всего любят устраивать зверства, и Тони считает – это все оттого, что у них сухой закон. У турков всегда сухой закон, и поэтому когда турку что-то начинает действовать на нервы, он не может просто пойти напиться и выбросить это из головы, а доводит себя до такого состояния, что ему просто необходимо бывает совершить акт насилия. Тони говорит, что когда он читает про новые способы убийства, которые мы, американцы, изобретаем, и про то, как мы любим всякие судебные процессы, он сразу вспоминает про турков. Поэтому-то Тони и решил, что все это из-за сухого закона.
Я сделала Тони комплимент – сказала, что у него замечательные мозги и он здорово во всем разбирается. А Дороти сказала, что тоже хочет сделать ему комплимент – за то, как быстро он подает куриное рагу. Так что ему пришлось прервать беседу и идти за рагу, потому что за ланчем Дороти практически всегда думает только о еде, а я, когда слышу что-нибудь интересное, даже не замечаю, есть еда или нет.
Ну вот, когда Тони вернулся, я попросила его рассказать про гениев за Круглым столом. Оказалось, что Тони их всех очень хорошо знает и он им очень нравится. Дело в том, что официантов обычно больше интересуют чаевые, нежели разговоры гениев, а официант, который обслуживал их до Тони, был простым греческим парнем из Сарданополиса и к культуре практически не тянулся.
Тони же совсем другой, он ловит каждое их слово и слышит даже больше, чем сами гении, – они ведь все думают, как бы поостроумнее ответить собеседнику, и времени выслушивать других у них просто нет.
Первым из гениев пришел Джоэль Крабтри, великий писатель, который каждый день пишет колонки обо всем. Естественно, обо всем том, что случается с его друзьями и знакомыми. Мистеру Крабтри очень хочется, чтобы все думали, что его друзья гениальнее чьих-нибудь еще друзей. Поэтому каждый божий день он упоминает в своей колонке всех своих друзей, и публика, которая настолько интересуется литературой, что эту колонку читает, знает, чем каждый из них занимается. А они, естественно, стараются заниматься чем-нибудь, о чем интересно читать, – то играют в буриме, то ставят шарады на вечеринках, то устраивают в Централ-парке игру в крокет, а там толпу можно собрать по любому поводу.
Потом появился знаменитый театральный критик Гарри Эплбай. Он занимается тем, что отыскивает повсюду девушек, похожих на известную актрису Элеонору Дузе. А это на самом деле нелегко, потому что отыскиваются, естественно, в основном молоденькие девушки, а такие молоденькие девушки, естественно, не владеют техникой так, как великая Дузе. Но если девушка во всех остальных смыслах достаточно хороша, на этот факт мистер Эплбай внимания не обращает. Потому что больше всего на свете этот театральный критик любит прелестных актрис или даже актеров. А если и пьеса прелестная, то он считает, что наконец- то получился великий спектакль. Тони обожает слушать мистера Эплбая и своему кузену в Афины пишет, что он напоминает ему Софокла. Дело в том, что он должен ссылаться на имена, которые его кузен знает, потому что, как Тони говорит, кузен у него довольно невежественный и не знает, что мистер Эплбай в «Алгонкине» считается гением – как и мистер Эплбай не знает, что в Афинах гением считается Софокл.
Следующим пришел Питер Худ, писатель, который все время влюбляется в разных девушек. А когда гений влюбляется в женщину-гения, то, как говорит Тони, начинается «дым коромыслом», потому что не может же он, как простой официант, завести себе роман по-тихому. Нет, он должен во всем сознаться жене, потом они это трактуют с точки зрения психоанализа, потом обсуждают с другими гениями, но ни к какому выводу никогда прийти не могут.
Ну вот, наконец все гении собрались, и разговор, который они вели, был просто восхитителен. Сначала один гений сказал другому: «Что это ты такое потрясающе смешное сказал в прошлый вторник?» Тот
