В то время как Николай трудился, как муравей, закладывая фундамент нового семейного благополучия, Эльвира сидела дома и скучала. Делать ей было нечего, и она начала закатывать мужу скандалы на предмет поздних возвращений и частых командировок.
Единственное, к чему это привело — так к тому, что Николай, доселе вполне довольный женой и детьми, начал с тоской сравнивать свою распухшую подругу жизни с эффектными молоденькими женами, которых заводили его новые приятели. Сравнение, разумеется, было не в пользу Эльвиры.
Жизнь между тем понемногу налаживалась, Николаю уже не нужно было сидеть на работе до одиннадцати, но он все равно редко оказывался дома раньше полуночи, проводя остальное время в казино и ресторанах. А потом он и вовсе перестал ночевать…
— Доброе утро, — сказал Черяга, переступая порог квартиры Заславского, — меня зовут Денис, я с Ахтарского металлургического.
За его спиной тщательно расшаркивался о коврик Гордон. Женщина смотрела на него, как на упавшую в варенье муху. Из-за стенки громко причитал телевизор. Судя по всему, Черяга оторвал ее от созерцания рекламы «Памперсов» или иного, столь же глубокомысленного времяпрепровождения.
— Николай так и не звонил? — спросил Черяга.
— Нет, — сказала женщина, — а по мне так пусть и не звонит. Кот мартовский.
Но глаза у нее были красные и расстроенные. Квартира у Заславского была хорошая, с евроремонтом, с розовым кафелем в ванной и сорокаметровой гостиной, уставленной дорогой мебелью, и Гордон ходил по квартире, с интересом оглядывая жилье «новых русских». А когда он вернулся в кухню, Эльвира уже разливала по трем кружечкам ароматный кофе, и Черяга спрашивал:
— А когда он отсюда ушел?
— Во вторник. Позавчера.
— Он вел себя так же, как всегда? Не был ни нервный, ни встревоженный?
— Нет.
— Жаловался на трудности на работе?
— Да ни на что он не жаловался, — сказала Эльвира, — выпил кофе, буркнул, что масло несвежее, и пошел. Хорошо, хоть плащ надел.
— Что значит — плащ надел? — уточнил Черяга.
— Ну, он всегда без плаща ходит. На улице холод собачий, а он прыгает, словно летом, в одном пиджачке. Я ему каждый день говорю: «Надень плащ!» А он: «Я в машине, мне не холодно». Просто как дите малое, и никаких советов не слушает! Объясняешь ему, объясняешь…
— Значит, Николай никогда не носил плаща? — уточнил Черяга, — а во вторник одел?
— Ну да.
— Он часто не ночевал дома ночью?
— Часто, — сказала Эльвира. — Он с чего начал? Завел привычку приходить домой в одиннадцать. «Ты где, — спросишь, — был?» «На работе», — отвечает. Представляете? В двенадцатом часу он был на работе. Вот вы — во сколько с работы уходите?
— Когда как, — сказал Черяга, — когда в одиннадцать, когда в полвторого. Ночи.
Эльвира видимо смутилась, но тут же оправилась и сказала:
— Ну а он так был не на работе. Это я точно знаю. Придет, пахнет помадой. Потом — играть начал. Приезжает в третьем часу, пьяный, на машине от казино — знаете, они на бесплатных такси клиентов развозят, чтобы клиент не стеснялся до копейки проигрываться… А потом и вовсе перестал.
— Он много проигрывал?
— А бог его знает. Он мне, сколько зарабатывал, не говорил, и сколько проиграл, не говорил. Его спросишь: «Коля, ну сколько у тебя в месяц выходит?», а он пачку долларов вытащит: «На тебе на расходы. Довольно?» Только если человек каждый день в три часа ночи из казино приезжает, что-то я не думаю, что он там выигрывает. Это казино бы разорилось, если бы он выигрывал.
— Он в одно казино ездил или в разные?
— Не знаю. А машина когда приезжала, так у ней на гребешке было «Серенада» написано. Это когда он приезжал. А потом он эту себе завел… фифу…
— Кого?
— Откуда я знаю! — визгливо сказала Эльвира, — звонит по два раза в день, сначала Таей звали, а теперь Томой.
— Куда звонит, — уточнил Черяга, — домой?
— Она на мобильник звонит, — пояснила Эльвира, — а когда он переключен на домашний телефон, я беру трубку.
— А последние два дня Тома не звонила?
— Я же вам сказала, она только на мобильник звонит. А мобильник у него с собой.
— А где Тома живет?
— Понятия не имею! Блядь обыкновенная, он ее, по-моему, в казино снял.
— Скажите, Эльвира Степановна, а он в последние дни был такой же, как всегда? Или — встревоженный какой-нибудь?
— Как всегда. Слова не скажет. Утром встанет, небритый, на кухню придет: «Ты сварила кофе?» Что,
