неудержимо смеялся.
— Говори… твое слово, Чумалов!..
Зачем говорить, когда все ясно без слов? Ему ничего не надо. Что его жизнь, когда она — пылинка в этом океане человеческих жизней? Зачем говорить, когда язык и голос его не нужны здесь. Нет у него слов и нет жизни, отдельных от этих масс.
Он не помнил, что говорил. Ему казалось, что голос его был слабеньким, надрывным, глухим, а на самом деле слова его, усиленные эхом, гулко разносились по всему взгорью.
— …Это не заслуга наша, товарищи, когда мы бьемся над созданием нашего пролетарского хозяйства… Это — наша воля… наша борьба… В этом — мы… мы — все… единым духом… Если я — герой, так все же герои… И если мы не поднимем наших сил до героизма, так всех же нас — по шеям с колокольни. Но скажу одно, товарищи: мы сделаем всё, создадим всё — мы к этому призваны партией и нашим Лениным. А вот если бы у нас было побольше таких техноруков, как наш инженер Клейст, да еще кое-чего немножко, так мы бы сделали чудеса на весь мир. Мы ставили ставку на кровь и своею кровью зажгли весь земной шар… Теперь, закаленные в огне, мы ставим ставку на труд… Наши мозги и руки дрожат… не от натуги, а требуют новой работы… Мы строим социализм, товарищи, и свою пролетарскую культуру… К победе, товарищи!..
Глеб схватил красный флаг и взмахнул им над толпою. И сразу же охнули горы, и вихрем заклубился воздух в металлическом вое. Ревели гудки — один, два, три… — вместе и разноголосо и рвали барабанные перепонки, и словно не гудки это ревели, а горы, скалы, люди, корпуса и трубы завода.
Примечания
1
Эта статья в 1928 году была опубликована во французском журнале, редактируемом Анри Барбюсом.
