мышкой. Другая рука крепыша-коротыша удерживала на плече груз, который я поначалу принял за продолговатый тюк. Но, присмотревшись и обнаружив на «тюке» доспехи, я понял, что на самом деле это вовсе не тюк, а человеческое тело.
И не было бы в героическом поступке Убби ничего удивительного, принадлежи это тело какому-нибудь табуиту. Но нет, судя по одежде и доспехам, наш бесстрашный друг тащил на себе… кабальеро! Причем довольно упитанного и выглядевшего заметно выше и тяжелее самого Сандаварга.
Неуклюже скользя ороговевшими босыми пятками по стеклу, северянин находился в нескольких шагах от нас, когда Сенатор дал «Гольфстриму» задний ход. И так едва не падающему от ран и изнеможения Убби пришлось поднажать, дабы настичь удаляющийся от него край сходней. Взревев, он рывком преодолел оставшееся расстояние и буквально рухнул на трап ниц, уронив на него свои иностальную и живую (сомнительно, чтобы наемник стал рисковать из-за трупа) ноши. А затем покатился вместе с ними по наклонной плоскости на палубу, поскольку я не стал дожидаться, пока Сандаварг встанет на ноги, и рванул рычаг лебедки вниз, включив максимальную скорость подъема.
Вставшая вертикально тяжелая плита трапа отрезала нас от галдящей Кавалькады. Теперь, когда мы рванули прочь от станции, мне следовало срочно возвращаться на мостик. Однако в эти мгновения я был не в силах сделать даже шага. Моя оторопь объяснялась просто и была бы понятна любому обитателю Атлантики. Прямо передо мной, распластавшись на палубе, лежала единственная причина того, почему кабальеро оглашали округу не победными кличами, а воплями гнева и отчаяния. И причина эта представляла собой то самое тело, какое ценой адских усилий доставил к нам на борт Убби.
Тело это могло считаться лучшим добытым им в своей жизни боевым трофеем. Таким, в сравнении с которым даже убийство Сандаваргом вакта выглядело бы уже не так впечатляюще. И впрямь, кому еще из ныне живущих земляков нашего северянина доводилось похищать из-под носа у Кавалькады ее команданте, дона Балтазара Риего-и-Ордаса?..
Эпилог
Увидеть на горизонте черный всполох – откровенно плохая примета. А когда это вдобавок происходит в самом начале долгого и опасного путешествия, можно запросто разувериться в его благополучном исходе…
Как видите, по злой иронии судьбы мне приходится завершать это повествование теми же словами, с каких я его начал. Разве что теперь наше новое путешествие на восток начиналось не в Аркис-Сантьяго, а на противоположном конце света, и выброс метафламма разразился у нас не прямо по курсу, а за кормой. Выброс, о котором знал каждый присутствующий на борту Гольфстрима человек и который вызвал у всех нас разные, но вполне понятные эмоции…
Не испытал их лишь один из нас – гранд-селадор Тамбурини. Он скончался от травм за полтора часа до того, как весь западный небосклон застила гигантская клякса «би-джи», а долетевший до «Гольфстрима» оттуда треск напоминал близкую грозу.
Заслышав его раскаты, горюющий над телом отца Дарио (останки прочих упавших к нам на палубу табуитов мы упаковали в мешки и уложили на носу бронеката) вскочил и, подбежав к мачте, вскарабкался по лестнице до ее середины. И пробыл там, созерцая черную пелену на горизонте, пока она не рассеялась и вместо нее не осталась лишь туча вздыбленной метафламмом пыли. После чего, ни слова не говоря, парень вновь вернулся на свой траурный пост и продолжил скорбеть в не по-юношески суровом молчании. А также, возможно, обдумывать слова, которые Тамбурини-старший сказал сыну незадолго до своей смерти. О чем говорилось в тех словах? Об этом нам было по-прежнему неведомо. Но, полагаю, они напрямую касались и нас и вскоре Дарио раскроет нам последнюю волю покойного гранд-селадора.
Наблюдая с мостика за парнем, я видел, насколько сильно он изменился и повзрослел всего за какие-то сутки. Это прослеживалось не только в его поведении, но и во взгляде, где помимо скорби читалась также крайне нетипичная для Дарио мрачная, холодная решимость. Она была, конечно, намного предпочтительнее страха и отчаяния, что также наверняка его обуревали и каких он, к своей чести, не выказывал. И тем не менее нынешнее настроение Тамбурини-младшего меня немного пугало. Что он мог натворить в горячке, мы себе примерно представляли. Каких сюрпризов ожидать от него в таком состоянии, было известно лишь всевидящей Авось.
Второй очутившийся у нас на борту невольный гость – дон Балтазар Риего-и-Ордас, – напротив, отреагировал на черный всполох весьма бурно. Сыпля проклятьями и бешено вращая глазами, он начал вырываться из цепей, какими мы приковали его к левому борту, но все его потуги были тщетны. Еще толком не оклемавшись от контузии, команданте, однако, сообразил, что за участь постигла «Инфинито». И, главное, какие потери понесла при этом штурмующая станцию Кавалькада. Это стало для него вторым после его пленения потрясением за минувшие часы. Потрясением настолько тяжким, что на свои физические страдания – а без них встреча лицом к лицу дона Балтазара и Убби не могла обойтись в принципе – он уже не обращал внимания.
Как вообще мог случиться такой вселенский конфуз, какой постиг в финале сегодняшней битвы посланника королевы Юга?
Все просто. Отвага команданте была известна всей Атлантике так же хорошо, как его легендарные свирепость и высокомерие. Поэтому неудивительно, что при историческом штурме храма Чистого Пламени дон Риего-и-Ордас не отсиживался в тылу, а находился в рядах своих
Чье смертоносное искусство выиграло бы в итоге при, скажем так, спортивных условиях этого поединка, история в этот день не узнала. Зато способность быстро ориентироваться в боевой обстановке оказалась выше у Сандаварга. Оно и понятно: при всей грозности Кавалькады она нечасто ввязывается в подобные баталии из-за отсутствия у нее достойных соперников. Чего нельзя сказать об Убби, который, бывало, со скуки сам провоцировал драки, даже если соотношение сил складывалось не в его пользу. Вот почему, когда на головы сражающихся обрушилась лавина обломков, битый жизнью северянин и благородный команданте повели себя так, как подсказывал им их личный боевой опыт.
Главный вывод оба они сделали правильный: их бойцовские навыки не помогут им выжить при обвале, и потому поединок следует прервать, а дальше будет видно. После чего каждый из них поступил уже по-своему. Дон Балтазар решил отойти за пределы купола вместе со своими кабальеро, а Сандаварг – кинуться к бронекату. До него было рукой подать, а прочие табуиты слишком увязли в сражении, чтобы удрать за наемником в укрытие до падения основной массы осколков.
Два матерых воина приняли решение об обоюдном отступлении буквально за секунду. Однако уже в следующее мгновение произошло то, что сам Убби коротко и емко обрисовал северной присказкой: «Бьешься с северянином – не щелкай клювом!» Отступив на пару шагов, дон Балтазар имел неосторожность глянуть вверх, дабы вовремя заметить падающий на него обломок и уклониться. Чем и воспользовался хитрый северянин, не упустивший из
