Или письмо отца было ненастоящим? Может он жив, а не умер? У меня по спине побежал мороз.
Я долго сидел задумавшись. Телескоп Хаббл был выведен на околоземную орбиту космическим кораблем «Дискавери-25» в апреле 1990 года. Как раз в том году отец заболел – вскоре после пасхальных каникул. Это я всегда знал. Я только не думал о том, что он заболел как раз тогда, когда Хаббл был выведен на орбиту. Может даже, отец узнал о своей болезни в тот самый день, когда «Дискавери» с Хабблом на борту был запущен с мыса Канаверал, может даже, в тот самый час, в ту самую минуту.
Тогда я понимаю, почему ему было так интересно узнать, как обстоят дела с этим телескопом. Довольно быстро обнаружилось, что шлифовка на главном зеркале телескопа имеет серьезные повреждения. Отец не мог знать, что этот дефект был устранен в декабре 1993 года астронавтами с космического корабля «Индевер». И уж конечно он ничего не знал о замечательном дополнительном устройстве, которое было вмонтировано в телескоп в 1997 году.
Отец умер, не успев узнать, что с помощью телескопа Хаббл были сделаны самые четкие и подробные фотографии Вселенной. Многие из них я нашел в интернете и вместе с объяснениями включил в свое сочинение. Самые любимые фотографии я повесил у себя в комнате, например необыкновенно четкую фотографию гигантской звезды Эта Киля, находящуюся на расстоянии 8000 световых лет от нашей Солнечной системы. Это одна из самых больших звезд Млечного Пути, скоро она вспыхнет как сверхновая, а потом сожмется в нейтронную звезду или станет черной дырой. Нравится мне и фотография огромных газопыльных облаков в туманности Орла (ее еще называют M 16). Там рождаются новые звезды!
Сегодня мы знаем о Вселенной гораздо больше, чем в 1990 году, в том числе и благодаря телескопу Хаббл. Сделаны тысячи фотографий галактик и звездных туманностей, отстоящих от нашей галактики на много миллионов световых лет. Кроме того, сделаны совершенно уникальные фотографии прошлого Вселенной. Это звучит неправдоподобно, но смотреть в космос – это все равно что смотреть в прошлое. Свет движется со скоростью 300 000 километров в секунду, и тем не менее свету далеких галактик требуются миллиарды световых лет, чтобы дойти до нас, потому что Вселенная необъятна. Телескоп Хаббл сделал фотографии галактик, находящихся от нас на расстоянии более двенадцати миллиардов световых лет, а это и означает, что он заглянул более чем на двенадцать миллиардов лет назад в историю Вселенной. Это невозможно себе представить, но тогда Вселенной было меньше миллиарда лет. Телескоп Хаббл сумел заглянуть в прошлое почти до самого Большого Взрыва, когда возникли время и пространство. Я немного разбираюсь в этих вещах, потому и пишу об этом. Надо только знать меру и не слишком увлекаться. В сочинении, которое я сдал учителю, было сорок семь страниц!
Мне кажется, что отец написал мне о космическом телескопе с каким-то тайным умыслом. Я всегда интересовался исследованиями космоса, и, может быть, способность отрывать взгляд от того, что делается на поверхности нашей планеты, отчасти досталась мне в наследство от отца. Правда, я с таким же успехом мог бы написать сочинение о программе «Аполлон» и о первых людях, высадившихся на Луну. Или о галактиках и черных дырах, а можно сказать, и о галактиках с черными дырами, потому что я много знаю и о них. Я мог бы написать о Солнечной системе с ее девятью планетами и большом поясе астероидов между Юпитером и Марсом. Или о гигантских телескопах на Гавайях. Но я предпочел написать о телескопе Хаббл. Как отец мог это предвидеть?
Куда легче понять, почему он спросил о генеральном секретаре ООН. Это потому, что его день рождения, 24 октября, совпадает с днем ООН. Как бы там ни было, генеральный секретарь ООН сейчас Кофи Аннан. А премьер-министр Норвегии Кьеллъ Магне Бундевик. Он недавно сменил на этом посту Енса Столтенберга.
Пока я сидел и думал, ко мне постучала мама и спросила, как у меня дела. «Не мешай», – ответил я. Пока что я успел прочесть только четыре страницы.
Я подумал: давай, отец, рассказывай. Рассказывай об Апельсиновой Девушке. Я весь внимание. Потому что пришел день и настал час читать твой рассказ.
История об Апельсиновой Девушке началась однажды ранним вечером, когда я стоял перед Национальным театром и ждал трамвая. Это было в конце семидесятых годов поздней осенью.
Помню, я стоял и думал о медицине, которую как раз начал изучать. Мне трудно было представить себе, что когда-нибудь я стану настоящим врачом и буду принимать настоящих больных, которые придут ко мне и доверят мне свою судьбу. Я буду сидеть в белом халате перед большим письменным столом и говорить: «Вам надо сделать анализ крови, фру Йенсен». Или: «И давно это у вас началось?»
Наконец показался трамвай, я увидел его издалека, сперва он проехал мимо Стуртинген и пополз по Стуртингсгатен. Потом меня всегда немного тревожило, что я никак не мог припомнить, куда я тогда ехал. Но как бы там ни было, вскоре я сел в синий трамвай, идущий во Фрогнер, в нем было полно народу.
Первым делом я обратил внимание на забавную девушку, стоявшую в проходе с большим бумажным пакетом, полным спелых апельсинов. На ней был старый оранжевый анорак [2], и я еще подумал, что пакет, который она прижимает к себе, такой большой и тяжелый, что она может выронить его в любую минуту. И все-таки мое внимание в первую очередь привлек не пакет, а сама девушка. Я сразу понял, что она не такая, как все, в ней было что-то невыразимо таинственное и очаровательное.
Я заметил, как она глянула на меня и как будто выделила из толпы пассажиров, вошедших в трамвай. На это ушла одна секунда, и мы с ней как будто заключили друг с другом тайный союз. Я не успел войти, как ее твердый взгляд завладел мною, и, кажется, я первый отвел глаза, потому что в ту пору был необыкновенно застенчив. Однако за все время этой недолгой поездки я отчетливо понимал, что уже никогда не забуду эту девушку. Я не знал, кто она, не знал, как ее зовут, но с первой минуты она получила надо мной почти неограниченную власть.
Девушка была на полголовы ниже меня, у нее были длинные, темные волосы, карие глаза, и ей было, как и мне, лет девятнадцать. Подняв глаза, она словно кивнула мне, хотя даже не шевельнула головой, улыбнулась насмешливо и дразняще, словно мы были знакомы или – не побоюсь так сказать – когда-то, давным-давно, у нас была одна жизнь на двоих. Напоминание об этом я прочел в ее темном взгляде.
От улыбки у девушки на щеках заиграли ямочки, но совсем не из-за них мне показалось, что она похожа на белку, во всяком случае, она была такая же хорошенькая. Если у нас с ней и вправду была когда-то одна жизнь на двоих, значит, на том дереве было две белки, и мысль об этом, о беличьих играх с этой таинственной Апельсиновой Девушкой, пришлась мне по душе.
Но почему она так иронически, почти вызывающе, улыбается? И кому она улыбается на самом деле, мне или своим приятным мыслям, чему-то, что всплыло у нее в памяти и не имеет ко мне ни малейшего отношения? Может, она смеется надо мной? Над этим тоже следовало подумать. Но
