Бер подал Пелте немного творогу, кусок хлеба и стакан кофе.
– Поешь хоть что-нибудь. Ты ведь еще ничего в рот не брала.
– Не хочу… Кусок в горло не лезет… Хочу только знать, что с моим Танхумкой…
– Цело твое чадо… Придет… Разве ты Танхума не знаешь? Он, наверное, работает у какого-нибудь хозяина… Ведь сейчас страдная пора – сенокос, прополка… Люди нужны, вот он и нанялся, – убеждал жену Бер.
– Дай бог, чтобы это было так. Меня ты успокаиваешь, а сам таешь, как свеча… По твоему лицу я вижу, что у нас какая-то беда, а ты скрываешь.
– Ничего я от тебя не скрываю… Если я говорю, что Танхум придет, значит, придет.
Пелта немного поела, выпила кофе. Бер уложил ее поудобней и вышел во двор.
Вдруг он увидел, что через картофельные огороды идет какой-то человек. Его походка очень напоминала походку Танхума. Человек скрылся, видимо, спустился в балку, а через минуту, когда опять появился, Бер узнал своего сына. Он бросился напрямик через огороды навстречу ему, крича не своим голосом:
– Танхум! Танхум!…
Бер метнулся было к дому – скорее сообщить радостную весть Пелте, но остановился, решил, что надо это сделать поосторожней. Прежде всего, надо рассказать Танхуму, что лошадь захворала, и предупредить, чтобы он ни в коем случае не проговорился об этом матери.
Еще издали увидев отца, Танхум торопливо пошел навстречу.
– Где ты был? – крикнул Бер. – Мама из-за тебя слегла…
– Слегла? Почему? – встревожился Танхум.
– Разве можно так… Где мы только тебя не искали!
– Зачем меня надо было искать? Подвернулась работа, вот я и нанялся.
– Скорей идем к маме, обрадуй ее. Она совсем не встает, И еще одна беда у нас – Машутка заболела…
– А что с ней?
– Кто знает. Еле дышит… Только маме не говори об этом. Ты уж посиди немного с матерью, успокой ее, а потом сбегай к коновалу Хайклу. Он ведь понимает в лошадиных болезнях.
Ускорив шаг, Бер пошел к хате. Перешагнув порог, сказал бодрым голосом больной жене:
– Ну, что я тебе говорил?…
Бледное осунувшееся лицо Пелты осветилось радостью.
– Что? – спросила она, приподняв с подушки голову. – Танхумка вернулся?
– Вернулся.
– Почему же он не заходит?
– Сейчас зайдет…
Бер позвал Танхума.
– Вот он! Пропажа наша…
– Танхумка, сынок мой! Где ты был? – всхлипнула Пелта. – Почему не сказал, что уходишь? Зачем причинил мне столько страданий?
– Не стоит он твоих слез, этот балбес, – начал сердиться отец. – Я б ему поддал за такие выходки…
Опустив голову, Танхум стоял и молчал.
– Чего молчишь, паршивец этакий? Почему человеческим языком не рассказываешь, где был?
– Работал… Нашел хорошую работу. Не мог отлучиться, – пробормотал, не подымая глаз, Танхум.
Махнув рукой, Бер вышел на кухню. Через несколько минут вернулся и сказал жене, которая о чем-то слабым голосом беседовала с сыном:
– Дай я его накормлю, успеете наговориться. А тебе дать чего-нибудь перекусить?
– Мне ничего не хочется, а ему дай поесть. Он устал и проголодался.
Отец поставил на стол миску с картошкой, хлеб, пару луковиц, солонку с солью и хмуро сказал сыну: Ешь!
Присев к столу, Танхум глотал кусок за куском хлеб, с аппетитом наворачивал картошку.
Отец торопил сына, просил скорей сходить к коновалу и шепотом наказывал:
– Попроси его бегом бежать. Авось он спасет лошадь. Только смотри, нигде не задерживайся.
Поев, Танхум со всех ног помчался к Хайклу. Вернулся через полчаса запыхавшись и, еле переводя дыхание, сообщил:
– Нет его.
– А где его старуха?
– Никого нет.
– О господи, что ты со мной делаешь! – воскликнул Бер с отчаяньем. – Слушай, Танхум, – заговорил он умоляюще, – еще раз сбегай к коновалу, может, он уже дома. Приведи его.
Танхум снова побежал за Хайклом. На этот раз долго не возвращался. Бер ежеминутно выбегал на улицу, глядел, не идет ли сын, но как назло никого не было видно.
Наконец Танхум явился и, предупреждая нетерпеливый вопрос отца, выпалил:
– Сейчас придет.
– Что значит сейчас?
– Сказал, что скоро. А мне нужно уходить.
– Только ненадолго, – попросил отец.
Минут через пятнадцать пришел Хайкл и, неторопливо оглядевшись, спросил:
– Что случилось с вашей лошадью, реб Бер?
– Кто знает… Заболела, и все.
– Где лошадь?
– В хлеву. Идемте!
– Лучше выведите ее сюда, во двор, здесь светлее. А там и повернуться негде.
Бер вывел с трудом ступавшую кобылу. Поглядев на нее, Хайкл покачал головой, как бы желая выразить хозяину сочувствие, поджал губы, вздохнул и сказал!
– Попробуйте ее немного провести по двору.
Лошадь шла, еле переставляя ноги, качалась, спотыкалась. Увидев, что она вот-вот рухнет на землю, Хайкл поднял руку и крикнул:
– Хватит!
Он развязал засаленный мешочек с нехитрым лечебным инструментом, который носил всегда при себе, надел серый халат и не спеша начал осматривать лошадь. Задрав ей голову, заглянул в рот, посмотрел язык, затем приложил ухо к животу, прислушиваясь, как она дышит, поднял хвост, нагнувшись, пощупал ноги и спросил:
– Что она у вас ела, реб2 Бер? Не перекормили вы ее?
Давал все, что у меня было. Овсом и ячменем я ее не баловал.
Он ждал с нетерпением, что скажет коновал, а тот как назло тянул с ответом, вновь щупал живот и заглядывал под хвост.
Наконец он промолвил:
– Я думаю, что ваша лошадь… – Он сделал глубокомысленную паузу. – Я считаю, что это желудочное. Перекормил ты ее или перепоил.
– И больше ничего? – спросил с облегчением Бер. – Значит, ничего опасного?
– Прежде всего надо очистить желудок, – важно ответил Хайкл. Он вынул из мешочка жестяную коробку и попросил немного теплой воды и кусочек мыла.
Бер поспешил на кухню, поставил греть воду и начал искать мыло. Он не знал, где оно лежит, а будить жену, чтобы спросить, не решался. Он решил занять мыло у соседки, но тут Хайкл, продолжавший осматривать больную лошадь, спросил его:
– Вода нагрелась?
– Вода давно готова, а вот мыла не найду. Пойду попрошу у соседей.
– Давай воду, мыло у меня есть, – сказал коновал. Он начал крошить ножом мыло в коробку и прилаживать к ней резиновую кишку.
