крепостничеством». Действительно, реформа Тайка (645–646 годы), прикрепив основную массу населения, включая бэмин, к земле, не изменила положения рабов. Количество рабов даже несколько увеличилось в VII–VIII веках, однако их общая численность по-прежнему не превышала 10–15 процентов всего населения страны. Однако подавляющая масса трудового населения (в Японии того времени свыше 80 процентов) эксплуатировалась как крепостные, а лишь 10–15 процентов как рабы, причем значительная их часть была занята на постройке храмов и дворцов, а не в основном производстве — земледелии. Вряд ли имеется достаточно оснований рассматривать такой строй иначе, как крепостнический, раннефеодальный. В основном Хани Горо и проводит эту точку зрения, квалифицируя период после 645 года как период крепостничества.
Главы 2, 3 и 4 представляют большой интерес в том плане, который определил название книги — истории японского парода. Автор показывает, иллюстрируя это выдержками из древних песен и хроник, тяжелое положение как рабов, так и крепостных крестьян, их бегство от своих хозяев, смерть от голода или непосильной работы. Можно было бы в этой части (гл. 2–3) несколько расширить описание активных форм борьбы крестьянства, которые иногда квалифицируются японскими историками как действия воров и разбойников (доро-бо)[4], но по существу являются, конечно, проявлением социального протеста беглых крестьян (X–XII века).
Особенный интерес с точки зрения истории борьбы японского народа представляет глава о феодализме, о XIV–XVI веках. В этой главе много нового, свежего материала, несмотря на то, что о крестьянских восстаниях XV века в японской и европейской литературе было много данных и раньше. Любопытно, что, описывая борьбу крестьян и горожан, автор трактует ее вопреки всем и всяческим традициям японской историографии как борьбу за республиканскую систему правления, хотя бы в местном масштабе города или провинции. Это смелая идея. Обычно, если судить по японским историческим работам, народ якобы выступал всегда за того или иного правителя против другого правителя (за императора против сегуна, за сегуна против императора и т. д.), но никак не за народное правление. Хани Горо усматривает движение за народовластие и в известном восстании 1485–1492 годов в провинции Ямасиро и в движении за самоуправление города Сакаи, японской Венеции, как его называли европейцы, и некоторых других городов. Хотя эти разрозненные движения крестьян и горожан были подавлены, но они свидетельствовали о том. что свободолюбие японского народа, как и всякого другого народа, имеет древние корни.
Некоторая непоследовательность формулировок автора наблюдается в оценке и характеристике событий 1867–1868 годов. Хани Горо по-разному объясняет события 1867–1868 годов, то как преобразования периода Мэйдзи (Мэйдзи исип), что обычно для японской историографии, то как революцию (какумэй), то, наконец, как начало демократической революции. Так, на стр. 86 автор пишет: «Таким образом, революция 1868 гола была действительно революцией, отражавшей требования освобождения от феодализма, выдвигаемые японским народом в ходе крестьянских и городских восстаний; она свергла токугавское правительство Бакуфу и послужила началом современной демократической революции…» Очевидно, и в этом сложнейшем вопросе японской истории (оценка событий 1867–1868 годов), так же как и в вопросе рабовладения, Хапи Горо делает шаг вперед по сравнению с другими японскими историками, приближаясь к оценке событий 1867–1868 годов как революции. Конечно, буржуазная революция в Японии имела существенные отличия от революций в Европе; революция в Японии была половинчатой, незавершенной. Она не привела ни к буржуазной республике, ни даже к ограничению абсолютной монархии: одна форма абсолютизма (сёгунат) сменилась другой — императорской властью. И тем не менее в результате мощного общенародного движения, одним из главных лозунгов которого было свержение сёгуната, к власти вместо крупных феодалов пришли представители других общественных кругов, помещичье-буржуазных. Как бы ни были робки и половинчаты их преобразования, проводимые в течение 4–5 лет после революции (1868–1873 годы), они расчистили путь для капитализма. Помимо ряда реформ в области свободы торговли и предпринимательской деятельности, была проведена основная реформа всякого буржуазного строя— аграрная: крестьянин был превращен из прикрепленного к земле землепользователя в частного собственника своего прежнего надела. Эта реформа, как и прочие преобразования, была куцей, половинчатой, но после ее проведения капиталистические отношения стали господствующими в стране, хотя остатки феодальных отношений сохранились в значительном объеме.
Очень ценно то, что Хан и Горо, описывая ход антиправительственного движения накануне 1867–1868 годов на фоне господствовавших в среде дворянско-буржуазной оппозиции идей реставрации императорской власти (направленных против сегунов), отмечает наличие и республиканских идей. С другой стороны, он подчеркивает и то обстоятельство, что Англия всячески поддерживала идею реставрации императорской власти, опасаясь расширения и углубления революционного движения. Целым рядом цитат из японских и иностранных работ автор рисует тот страшный режим угнетения и шпионажа, который в течение двух с липшим веков господствовал в Японии. Революция 1868 года, не сумевшая полностью ликвидировать феодальные отношения в Японии, сохранила многое из этого ужасного режима доносов и клеветы.
Основная часть работы Хани Горо посвящена истории японского народа, истории его борьбы после 1868 года.
Автор заканчивает свою книгу капитуляцией Японии в августе 1945 года, когда начался совершенно новый период в истории страны.
История 1868–1945 годов подробно освещалась в ряде советских исторических работ (Е. М. Жуков, X. Т. Эйдус и др.), а также в работах японских историков, переведенных на русский язык[5]. Поэтому трудно было бы ожидать, что в небольшой по размерам работе Хапи Горо сможет дать советскому читателю много нового и свежего материала и вместе с тем оригинального и научно обоснованного освещения событий. И тем не менее, читая книгу, убеждаешься, что автору это в значительной мере удалось. Эта часть книги читается с большим интересом. Правда, и здесь встречаются противоречивые положения, а также непривычная для советского читателя периодизация истории. Однако при воем том основная линия рассуждений, главные положения, которые автор не раз повторяет, хотя они иногда выражены своеобразным и непривычным для нас языком, обоснозаны достаточно убедительно большим конкретным материалом. В частности. Хини Горо собрал большой и яркий статистико- экономический материал в подтверждение некоторых своих положений.
Наиболее удался Хани Горо последний и главный раздел его работы, посвященный периоду японского империализма. В небольшой седьмой главе «Движение за свободу и народные права» (70–80 годы XIX века) представляет интерес освещение роли интеллигенции в этом движении, перечисление и выдержки из ряда сочинений либеральных деятелей того времени, выступавших за конституцию. Однако, по нашему мнению. Хани Горо несколько переоценивает роль либералов в этом движении. К либералам он относит даже Окума Сигэнобу, который не раз был членом правительства и хотя временами выступал с оппозиционными проектами, но по существу мало чем отличался по своим политическим взглядам от правящей верхушки. Наряду с этим Хани Горо лишь мимоходом упоминает о так называемых инцидентах начала 80-х годов, когда за свободу и народные права активно, с оружием в руках выступали городские низы крестьянство. Правильная заключительная фраза в главе седьмой «Не следует забывать о той мужественной борьбе за конституцию и свободы, которую вел японский народ начиная с 13 года Мэйдзи» не подкреплена достаточным показом этой борьбы народа.
Любопытен заголовок и значительно интереснее по содержанию следующая глава: «От формально конституционного правления к империализму». Правда, эта глава охватывает очень большой исторический отрезок времени (1889–1923 годы); в нее включена, таким образом, и домонополистическая стадия капитализма и империализм, период до Великой Октябрьской социалистической революции в России и послеоктябрьский период, хотя автор подчеркивает большое влияние Октября на народное движение в Японии, Китае и Корее. Это непривычная для пас периодизация. Но тем не менее содержание главы заслуживает внимания. Прежде всего автор отрицает конституционный характер японской монархии, несмотря на то, что в 1889 году была провозглашена конституция. «Кроме императора… никто не обладал реальной властью в стране. Не только исполнительная, судебная и военная, по и законодательная власть находилась в руках императора». Отсюда и оригинальный заголовок: «От формально конституционного правления к империализму». Такой четкой оценки мы не встречаем у других японских авторов, которые обычно придают преувеличенное значение конституции 1889 года, датируя этим временем начало японского капитализма и буржуазной монархии.
В этой же главе автор дает первоначальную формулировку своего основного тезиса о главном
