— Олег? — сестра снова засияла. — Все хорошо. Спит.
Глава первая
Возвращение
На кладбище было тихо. Толпа долго стояла над могилой, сперва гоняли могильщиков, которые выкопали яму накануне. А ночью прошел дождь и могила оказалась залита водой на полметра. Потом препирались о том, кто и как должен эту воду откачивать, превратившись в подобие базара. Потом вспомнили о поводе по которому собрались и затянули долгие прощания. Сейчас здесь осталась только неприметная старуха, что все это время стояла поодаль.
Она специально ждала в сторонке, когда закончится официальщина, не хотела стоять со всеми. Смотреть на истерики и слушать пафосные речи. При жизни Егора звали Тимофеичем в глаза и алкашом за глаза. Сейчас же его вырядили в костюм и лакированные туфли, которых он отродясь не носил, положили в ящик и долго говорили не то и не так. Сейчас его называли Егором Тимофеичем и вспоминали каким кристальным человеком был.
Не торопясь приблизилась к свежей могилке. Фотография с мраморной доски смотрела тоже как-то не так.
— Такие вот дела, Егорушка, — тихо сказала она памятнику. — Такие дела. Родственников у тебя оказывается много. Кто бы мог подумать. Вон и на доску не поскупились. Сейчас вот выпьют за упокой, и начнут твою квартирку делить.
Старуха опустилась на колени, погладила нежно, по-матерински сырую комковатую землю. Достала из сумки бутылку водки, свернула колпачок и перевернула. Прозрачная струя рывками полилась на могилу, впитываясь в грунт. Порывисто встрепенулся холодный ветер, качнул ветви деревьев, встопорщил седые волосы. На мгновение послышалось будто с ветром прилетели отголоски песни.
«Ой кому-то нынче плачется, а кому смеется…»
— Пей, Егорушко, пей, — тихо произнесла старуха. — Ты при жизни равнодушным не был, оттого и пил, а сейчас тебе во сто крат хуже. Мертвые они больше живых знают.
Успокоившийся было ветер снова дал о себе знать, но как-то вяло. Будто вздохнул кто-то. Старуха погладила влажную землю, выплеснув остатки водки, убрала пустую бутылку обратно в сумку и поднялась.
— Земля тебе пухом, — не удержалась все-таки от банального напутствия старуха и пошла прочь не оглядываясь. Злясь на себя, что слукавила. Ведь знает, как никто, что таким неравнодушным при жизни и по смерти покоя не будет.
Клетка открылась с неприятным лязгом. Огромный черный кот зашевелился в углу. На старуху поглядел соловым глазом, как всегда, когда наедался и спал после ужина.
— Вставай, — распорядилась та.
Кот неохотно открыл глаза и зевнул. Старуха отошла в дальний конец вольера, принялась разбирать тайничок. В отличие от запойного Егорушки ей деньги тратить было толком не на что, потому капиталы Всевидящей складывались в кучку и прятались в тайничок до поры. Теперь пора пришла. Денег в тайнике было не мало, пачек со стодолларовыми купюрами набралось на половину пакета. Самой тащить такую ношу было не особенно приятно. Впрочем, старуха и не собиралась таскать что-то на своем горбу.
— Вставай, я сказала, — повторила она, не оглядываясь.
Кот сердито рыкнул.
— Поговори мне еще, — холодно бросила старуха.
Зверь покорно, хоть и без большой охоты поднялся на ноги и подошел ближе. Старуха повернулась и пристально посмотрела в желтые кошачьи глаза, заглянув, казалось, внутрь до самых потрохов. Пантера взгляда не отвела, но отступила на пол шага.
— Я вернусь через час, готовься, — сухо произнесла старуха.
Зверь как-то совсем по-человечески приподнял бровь.
— Человека из тебя делать буду, — нехотя пояснила старуха и заперла клетку.
Пока она шла к своей комнатушке, чувствовала на спине острый взгляд янтарных глаз с вертикальными зрачками.
Вещей особливо нужных набралось немного. Потому и сборы получились недолгими. Вместо обещанного получаса старуха отсутствовала всего пятнадцать минут. Но огромный даже для пантеры черный кот весь извелся. Сейчас, пока старуха гремела ключами, он метался по клетке взад-вперед.
— Уймись, — недовольно бросила старуха. — И так против себя иду. На горло себе наступаю. Для дела только. Так не зли меня своими метаниями.
Кот послушно замер, но посмотрел недовольно, косо посмотрел. А утробное рычание больше напомнило старческое ворчливое бормотание под нос. Старуха тем временем вошла внутрь, бросила мешок с пожитками. Сверху упал потрепанный спортивный костюм, что остался от покойного Егора.
Опустившись на колени, она начертила круг и принялась описывать его давно забытыми символами. Вязь напоминала руническую, но не ту, что северяне тесали на камнях, а ту, что писалась по бересте.
Когда последние символы легли, опоясав круг внутри и снаружи, она поставила внутри круга против себя точку и молча указала на нее зверю. Кот, словно цирковой тигр, или кошка из театра Куклачева, послушно встал в центр круга. Старуха припала к земле и забормотала что-то. Услышь сторонний ее бормотание, он ничего бы не понял. Скорее даже не сопоставил бы смысл проговариваемого старой ведуньей со смыслом начертанного ей текста. Ушло то время, когда это кто-то мог понять. Давно ушло.
Символы, начертанные на полу, начали светиться в ночи. Словно светлячки почему-то решившие усесться в круг. Голос старухи зазвучал громче, окреп, став более походить на бас. Зверь напротив нетерпеливо затоптался на месте. Но старуха одарила его таким ярым взглядом, что тот окаменел. Бормотания однако не прервала.
Голос ее взлетал и падал, словно птица с перебитым крылом. То казалось, набирал сил и парил, то ухался камнем вниз, но не обрывался, а снова вздергивался куда-то. Последнюю фразу она практически выкрикнула. Вспыхнуло. В глазах зарябило от яркой вспышки, запестрели темные и светлые пятна. И она сощурилась, какое-то время ничего не видя и даже не пытаясь хоть что-то различить. Только чуяла, как оседает запах паленой шерсти.
Когда зрение восстановилось, она увидела то, что и надеялась увидеть. Зверя в клетке не было. На его месте скрючился голый мужчина. Он был поджарым, тощим. Но щуплым его было назвать никак нельзя. Все тело его было перевито веревками не мышц даже, а жил.
— Вставай, — потребовала старуха. — Поднимайся, Кот. Времени нет.
Человек попытался подняться на ноги, но вышло это не сразу. Даже когда встал видно было как тяжело ему это дается. Звериное клонило к земле, ломало осанку.
— Старррая ста-ла, — раздельно произнес мужчина. Голос его тоже сохранил звериные нотки.
— Поговори еще, — недовольно буркнула старуха.
— Пррррежде без крррруга об-ходи-лась, а теперррр…
— То прежде, а то теперь.
Она поднялась на ноги и только теперь осознала всю разницу между прежде и теперь. Тогда для того, чтобы запрятать оборотня в звериную сущность и запереть в ней, хватило взмаха руки и пары слов, теперь же и слов стало больше и произносить их труднее. Да и с корачек просто так не подняться. Правда опереться не на кого, Кота самого к земле клонит. Старуха поглядела на мужика, что стоял перед ней. Тот за сотни лет, что провел в шкуре зверя почти не изменился. Только седины в висках прибавилось, да тоски
