Глава 6
В то время, как ученики Ходжатии рыскали по всему Тегерану и Куму, Али сидел у валяльщика Ага- Махди и ждал Рэмбо. Но он как сквозь землю провалился.
После того, как они расстались на частном тегеранском аэродроме и Рэмбо полетел дальше, в Тебес, Али сумел собрать несколько десятков шахских сторонников. Каждую ночь они ходили к американскому посольству и до утра следили за дорогой, на которой должны были появиться автобусы с 'беретами' И 'береты' наконец-то появились. Только не в автобусах, а в трех открытых грузовиках, упакованные в целлофановые мешки. Операция провалилась, и беспорядки устраивать не потребовалось. Шахские сторонники мрачно и задумчиво разошлись. Али вернулся в Кум и сразу же попросил Махди привести к нему Фуада.
Фуад пришел поздно вечером, когда уже стемнело. И хотя он старался держаться спокойно, видно было, что ему не по себе.
— Что-нибудь случилось? — спросил Али.
— Случилось, — буркнул Фуад. — Сегодня Абдолла-хан посылал за Рэмбо в Тебес. Пилот вернулся ни с чем.
— Что, Рэмбо нет в Тебесе?
— Нет. Он ушел в Мекку, потому что захотел стать хаджи. Так сказали там этому идиоту. Теперь пилот сидит в камере и молится, Абдолла-хан обещал содрать с него шкуру.
Али был обескуражен такой новостью.
— А что ты думаешь обо всем этом?
Уповаю на Аллаха. И еще одна новость: Абдолла-хан отобрал у меня ключи от камеры Тома Пери. Час от часу не легче.
— Чем ты вызвал его подозрение, что он уже не доверяет тебе?
— А он никогда никому и не доверял, — усмехнулся Фуад. — И сделал он это не из недоверия, а из любви ко мне. Он сказал, что, если Пери исчезнет так же, как и Барати, он может плохо подумать обо мне, а ему не хотелось бы этого, потому что он любит меня, как брата. Али покачал головой.
— Не нравится мне все это. Абдолла-хан что-то задумал. Что он мог задумать, Фуад?
Фуад пожал плечами.
— Это одному Аллаху известно. Твоего отца он потерял и теперь вцепится в Тома Пери зубами и ногтями. А Рэмбо он ждет, как пророка, — Фуад помолчал и осторожно спросил: — Али, как ты думаешь, Рэмбо ведь мог и не выжить?
— Его всю жизнь только тому и учили, чтобы выживать.
— Это так, — согласился Фуад и уточнил, — среди людей. А пустыня слепа. В нее уходят, чтобы не вернуться, целые караваны.
— Но ведь ты был с ним в горах, — напомнил Али.
— Что горы! — вздохнул Фуад. — Мертвые камни. А пустыня — она живая. Она любит поиграть с человеком.
— Совсем не о том заговорил, — упрекнул его Али. — Иди отдыхать. Ты устал. А завтра приходи встречать Рэмбо.
Фуад засмеялся.
— Спасибо, ты меня утешил. Я приду, если Абдолла-хан не придумает еще чего-нибудь.
Глава 7
— Уважаемый, помогите старому терьяки.
За углом стены сидел на корточках обросший седой щетиной курильщик опиума и протягивал руку. О его пороке сразу можно было догадаться по изможденному лицу и лихорадочно блестящим глазам.
— Видно, сама судьба послала мне вас в такую пору, — терьяки с трудом встал и, посмотрев на Рэмбо, в испуге отшатнулся. — О, Аллах! Вас ограбили и бросили в арык?
— Бросили, — кивнул Рэмбо. — А что ты здесь сидишь, разве рядом есть терьячная?
— Господина проводить? — глаза терьяки блеснули.
— Проводи, и я велю угостить тебя.
Это, пожалуй, единственное место, где можно переодеться и привести себя в порядок, не вызывая никаких подозрений. В таком виде, если и не задержит полиция, то уж все равно ни один таксист не посадит в машину.
Терьяки, шедший впереди, свернул в небольшой сад, подошел к деревянному сараю и махнул Рэмбо рукой. Они вошли в полутемное, освещенное лишь тусклой лампочкой, помещение, напоминающее чайхану. Рэмбо сразу же споткнулся о чьи-то ноги и, присмотревшись, увидел на полу десятки спящих вповалку людей. Они так густо устилали пол, что, наверное, невозможно было поставить ногу, чтобы не наступить на кого-нибудь. Но терьяки и не повел по спящим. Он сразу свернул налево, отшвырнул кого-то со своего пути ногой и потянул Рэмбо за грязную цветастую занавеску.
Здесь и была терьячная, наполненная смрадом и зловонием, наверное, всех помоек и свалок Азии. Густой сладковатый дым стелился сизыми слоями над тряпьем и рванью, в которых трудно было угадать человеческие тела, только бледные пятна лиц. И казалось диким, что при таком множестве людей не было слышно ни громкого разговора, ни смеха, ни плача — абсолютный покой, изредка прерываемый сдержанным блаженным стоном или тихим бессвязным бормотанием.
Неслышно подошел маленький китаец в черном шелковом халате. Он поклонился, и Рэмбо увидел косичку, которая спускалась из-под бархатной малиновой шапочки.
— Господин хочет отдохнуть? — спросил он Рэмбо, не обратив ни малейшего внимания на его вид. — У господина есть деньги?
— Есть, — сказал Рэмбо. — Угостите этого человека, я заплачу за него. Он проводил меня сюда. А к вам у меня просьба.
— Хорошо, — китаец незаметно кивнул в одну сторону, в другую и пригласил: — Прошу за мной, пожалуйста.
Рэмбо краем глаза заметил, как от стенки отделились двое и лениво пошли за ними. Эти не были похожи на терьяки. Таких Рэмбо уже видел в Афганистане. Китаец открыл маленькую дверь в другом конце своего обширного заведения, и Рэмбо оказался в небольшой уютной комнатке с зеркальным трельяжем, тахтой, обитой красно-золотистым шелком, небольшой ширмой, расцвеченной зелеными драконами, и низким лакированным столиком, вокруг которого лежали пуфики.
Китаец остановился посреди комнаты и повернулся к Рэмбо.
— О чем хотел попросить господин?
— Видите ли, я упал в арык и в таком виде не могу возвращаться в гостиницу. Мне хотелось бы во что-то переодеться.
— Но господин иностранец должен был заметить, что я торгую вовсе не одеждой.
— Жаль, — сказал Рэмбо, пропустив мимо ушей замечание об иностранце. — А то бы я хорошо заплатил.
— Хорошо — это сколько? — без всякого интереса спросил китаец.
— Но у вас же не магазин, — и Рэмбо повернулся к двери.
— Подождите. У господина есть восемьсот туманов?
— Есть.
Китаец открыл дверцу встроенного в стену шкафа, снял с вешалки темно-синий европейский костюм и бросил на тахту белую рубашку. Потом посмотрел на ноги Рэмбо.
— У господина ботинки с носками утонули в арыке?
— Так случилось.
