флагом.
— Садись и пообедай вместе со мной, — предложил король Нортумберленду, указывая на место рядом с собой.
Приняв приглашение с довольной улыбкой, граф присоединился к трапезе.
— Ну как, готов ли ты выступить завтра?
Перси озадаченно посмотрел на Ричарда.
— Как, прямо завтра?
— А почему нет?
— В воскресный день?
— Мой брат пошел в бой даже в Пасхальное воскресенье, и Господь с улыбкой благословил его. Так что именно завтра!
Граф вытянул руки над принесенным слугой тазом, и тот, полив на них водой из кувшина, мягко вытер их полотенцем. А Перси с удовольствием отломил кусок мягчайшего белого хлеба, откусил, хрустя чудесной корочкой, и промолвил:
— Мне очень жаль, милорд, но мы слишком долго сюда добирались, мои люди устали. До завтра они не успеют хорошенько отдохнуть. Я и так без конца торопил их, пока мы спускались сюда по горным дорогам и тропам; солдаты измучены, они совершенно неспособны к активным действиям.
Король медленно поднял глаза, долго смотрел на графа из-под темных бровей, потом произнес:
— И что же, ты проделал весь этот путь только для того, чтобы просто постоять в сторонке и понаблюдать, как дерутся другие?
— Нет, милорд. Я же поклялся быть вместе с вами, когда начнется сражение. Но завтра — это слишком скоро; мне придется уговаривать своих людей воевать хотя бы у вас в арьергарде, поскольку выйти в первых рядах они просто не в состоянии. Повторяю: они совершенно измучены.
Ричард улыбнулся, словно уже знал наверняка, что Генри Перси пообещал Генри Тюдору сидеть рядом с королем, но ничего не предпринимать.
— Хорошо, в таком случае ты возьмешь на себя арьергард, — заключил Ричард. — Тогда я буду уверен, что с тыла мне ничего не грозит, раз его защищаешь ты. Итак, — возвысив голос, обратился король ко всем присутствующим, и все головы разом поднялись над столом, — завтра утром, милорды, мы выступаем. — Его голос звучал на редкость спокойно, руки не дрожали. — Завтра утром мы сокрушим этого мальчишку вместе с его жалким войском.
ВОСКРЕСЕНЬЕ, 21 АВГУСТА 1485 ГОДА
Генри Тюдор тянул время, упорно ожидая возвращения Джаспера, а пока приказал своим пикинерам потренироваться в применении нового приема; впервые им воспользовались швейцарцы всего каких-то девять лет назад в схватках с великолепной бургундской кавалерией. Этому приему швейцарские офицеры сумели обучить даже неуправляемых французских уголовников, а затем упорной практикой довели навык почти до совершенства.
Сам Генри вместе с несколькими рыцарями изображал атаку вражеской кавалерии.
— Осторожней, — предупредил Генри графа Оксфорда, скакавшего на огромном боевом коне по правую руку от него. — Если вздумаете идти напролом, они попросту проткнут вас насквозь.
— Вот и хорошо! — рассмеялся де Вер. — Значит, они свою задачу усвоили.
Итак, полдюжины всадников приготовились, выждали, а затем по команде «В атаку!» ринулись вперед, сначала рысью, затем легким галопом, переходящим в бешеный кавалерийский галоп.
Того, что случилось потом, никто и никогда еще в Англии не видывал. Прежде воин-пехотинец, оказавшись лицом к лицу с кавалерийской атакой, либо попросту втыкал свою пику или копье в землю острием вверх, надеясь, что проткнет брюхо хотя бы одной лошади, либо, точно безумный, кидался на кавалериста, наносил копьем совершенно безнадежный колющий удар, а сам, обхватив голову руками, тут же испуганно нырял вниз. Но чаще всего пехота просто бежала, бросив оружие и не выдержав страшного натиска кавалерии. И кавалерия — особенно при хорошем командире — почти всегда прорывала цепи пехотинцев; лишь очень немногие решались противодействовать этому ужасу, однако и самым смельчакам было не устоять перед бешено мчащимися конями.
На этот раз пикинеры, образовав цепь, как обычно, и обнаружив, что кавалеристы, набирая скорость, летят прямо на них, моментально перестроились. Подчиняясь громким приказам командиров, они отбежали назад и сформировали квадрат: по десять человек на каждой внешней стороне, по десять — на каждой внутренней, и еще сорок человек оказались втиснуты в середину, где невозможно было не только сражаться, но даже просто пошевелиться. В переднем ряду люди опустились на колени и выставили перед собой пики, направленные вперед и вверх. Второй ряд держал пики ровно, опираясь на плечи передних пикинеров и выставив оружие прямо перед собой; воины третьего ряда, плотно сжатые внутри квадрата, являли собой как бы монолитную стену, ощетинившуюся пиками, за которые они держались на уровне плеч. Этот чудовищный квадрат более всего напоминал мощную глыбу с остриями, торчавшими во все стороны. Воины внутри его не только опирались друг на друга, но и представляли собой непреодолимую преграду для нападения извне.
Пикинеры так быстро перестроились, что Генри Тюдор, пока его отряд не успел еще до них добраться, приказал кавалеристам направлять лошадей в сторону, подальше от стены со смертельно опасными остриями, а сам, натянув поводья и забросав пикинеров первого ряда комьями грязи из-под копыт своего коня, вернулся к швейцарским офицерам.
— Отличная работа! — воскликнул он. — Отличная! Но уверены ли вы, что они устоят, если кавалерия ринется прямо на них? Если это будет настоящая, боевая атака?
Швейцарский офицер мрачно усмехнулся и сказал так тихо, чтобы пехотинцы его не услышали:
— В этом-то вся и красота. Они все равно не могут убежать. Один ряд как бы держит другой, и даже если они все погибнут, их оружие по-прежнему будет торчать вверх, направленное на врага. Собственно, в оружие превращаются они сами; они перестают быть людьми, которым дано выбирать: сражаться или покидать поле брани.
— Пожалуй, нам пора выступать, если мы хотим добраться до Уотлинг-стрит раньше, чем Ричард со своей армией, — вмешался граф Оксфорд, трепля по шее своего коня. — Они ведь уже на марше.
Генри почувствовал неприятный холодок в животе, понимая, что в отсутствие Джаспера ему придется самому командовать войском.
— Да, мы выступаем! — решительно крикнул он. — Отдайте приказ строиться. Мы выступаем!
Ричарду донесли, что маленькая армия Генри Тюдора движется вниз по Уотлинг-стрит и, судя по всему, высматривает подходящее место для битвы, а может, просто намерена развить хорошую скорость при спуске с холма и быстрее добраться до Лондона. Две другие армии, сэра Уильяма Стэнли и лорда Томаса Стэнли, то ли по пятам преследуют Тюдора, готовясь с ним сразиться, то ли, напротив, намерены к нему присоединиться. Этого так и не смогли понять ни разведка Ричарда, ни он сам.
Король распорядился построиться и выйти из Лестера. Женщины настежь распахивали верхние окна в домах, надеясь увидеть, как мимо будет шествовать королевская армия, словно это была не война, а летний парад по случаю Иванова дня. Первой шла кавалерия; перед каждым рыцарем ехал паж с его боевым штандартом; флаги весело развевались на ветру — действительно как на турнире. За рыцарями следовали их отряды; конские копыта оглушительно грохотали по мостовой. Девушки звонко выкрикивали приветствия и бросали из окон цветы. Затем двигались пешие рыцари в тяжелых доспехах, неся на плечах оружие. Потом шагали лучники с большими луками и полными стрел колчанами, перекинутыми на грудь; лучники всегда пользовались репутацией щедрых любовников, и девушки посылали им воздушные поцелуи. Наконец под радостный рев толпы появился сам король на белом коне — в полных доспехах с красивой гравировкой, отполированных добела и сверкавших, как серебро, и в боевой золотой короне, надетой поверх шлема. Его штандарты с изображением белого кабана гордо несли как перед ним, так и позади него вместе с красным
