дворе короля Генриха, но теперь все мы, и они и я, безоговорочно приняли новую власть.
Эдуард улыбнулся.
— И это весьма разумно с вашей стороны, ведь я победил! Ладно, можешь считать, что я принял твою клятву верности.
Я не выдержала и хихикнула. Улыбка его мгновенно потеплела.
— Слава богу, все это скоро кончится, — заметил Эдуард. — Ведь у Генриха есть лишь несколько замков в Северной Англии, где, как известно, закон не писан. Он может, конечно, попытаться сколотить банду из тамошних головорезов — так, скорее всего, и поступил бы на его месте любой изгой, — но создать пристойную армию и повести ее за собой Генриху не под силу. Да и королева Маргарита не может без конца воевать с собственным народом, поставляя на территорию Англии вражеских наемников. Разумеется, те, кто сейчас сражается на моей стороне, будут вознаграждены, но и мои противники поймут: одержав победу, я проявил справедливость. Я постараюсь править действительно справедливо, причем править всей страной, в том числе и северными областями, вплоть до границ с Шотландией, несмотря на выстроенные северянами крепости.
— Значит, теперь вы отправитесь на север? — спросила я, немного отпив из своего бокала.
Я сразу заметила некий привкус в лучшем эле своей матери и поняла, что мать — почти наверняка! — добавила в напиток несколько капель любовного зелья или какого-то волшебного средства, вызывающего чувственное томление. Впрочем, мне-то явно ничего не требовалось: я и так уже едва дышала от страсти.
— Нам нужен мир, — между тем продолжал король. — Мир с Францией, мир с шотландцами. Родственникам следует жить душа в душу и не ссориться друг с другом. Генрих должен признать свое поражение, а его жена — прекратить поставлять на нашу территорию французские войска, чтобы с их помощью биться с англичанами. С раздробленностью надо покончить! Нельзя без конца делить население страны на йоркистов и ланкастерцев: все мы должны стать просто англичанами, единой нацией. Ничто не способно сильнее ослабить государство, чем внутренние раздоры, когда одна часть народа борется с другой его частью. Такие войны не только разрушают семьи, они каждый день понемногу убивают всех нас. Этим распрям необходимо положить конец, что я и намерен сделать! Надеюсь, уже в этом году.
Услышав слова короля, я вновь испытала тот тошнотворный страх, который жители Англии испытывали на протяжении последних десяти месяцев.
— Значит, будет еще одно сражение?
Король улыбнулся.
— Будет, но я постараюсь, чтобы оно случилось как можно дальше от дверей твоего дома, моя госпожа. Однако сражения не миновать, и оно должно произойти как можно скорее. Герцог Сомерсет получил мое прощение, я принял его в круг своих друзей, после чего он в очередной раз сбежал к Генриху. Такая же сума переметная, как и все ланкастерцы! И такой же ненадежный партнер, как все Бофоры.[4] Да и семейство Перси[5] вновь поднимает против меня весь север. Они ненавидят Невиллов, тогда как Невиллы — мои надежнейшие союзники. Ситуация словно в танце: танцоры застыли на своих местах, но вскоре им предстоит очередная фигура и обмен партнерами. Нет, битва неизбежна, и они ее непременно получат.
— И сюда придет армия королевы?
Хотя моя мать, безусловно, любила королеву Маргариту и была первой дамой у нее при дворе, приходилось признать, что на тот момент армия Маргариты являла собой силу абсолютного террора. Ее войско состояло из наемников, которые плевать хотели на Англию: из французов, нас ненавидящих; из дикарей с далекого севера, которые мечтали всласть помародерствовать на наших плодородных полях и в процветающих городах. Однажды, например, Маргарита привела армию шотландцев, условившись, что платой им будет все то, что они сумеют награбить. С тем же успехом она могла бы нанять армию волков!
— Я остановлю ее, — уверенно заявил Эдуард, словно это было проще простого. — Я встречу ее на севере Англии и одержу победу.
— Как вы можете быть в этом уверены? — воскликнула я.
Улыбка молнией сверкнула на устах короля, у меня даже дыхание перехватило.
— Я ни разу не проиграл ни одного сражения, — спокойно ответил он. — И не проиграю! В бою я действую стремительно, я достаточно опытен и прекрасно обучен. Да к тому же я смел и удачлив. Моя армия способна передвигаться быстрее любой другой, я заставляю солдат делать быстрые броски в полном снаряжении. Предугадываю намерения своего врага и благодаря этому опережаю его. Сражений я не проигрываю. Мне везет и в любви, и на поле брани. В этих играх я не потерпел ни одного фиаско. Так что в войне с Маргаритой Анжуйской непременно возьму верх.
Я усмехнулась — до того самоуверенным выглядел Эдуард, — однако его горячие речи произвели на меня сильное впечатление, если честно, у меня от них даже голова закружилась.
Эдуард допил свой эль и встал из-за стола.
— Спасибо за гостеприимство, — сказал он.
— Как, вы уже уходите, ваша милость? — пробормотала я, нелепо запинаясь.
— Да, мне пора. А ты подробно изложи на бумаге суть своей просьбы, хорошо?
— Да, конечно, но…
— Имена, даты и тому подобное. Границы тех земельных владений, которые, по твоему разумению, являются твоей собственностью. И во всех подробностях опиши, как эта собственность стала твоей. Хорошо?
Я уже почти цеплялась за его рукав, точно нищенка, лишь бы он подольше побыл возле меня.
— Да, конечно, я все сделаю, но…
— В таком случае я вынужден попрощаться.
Мне нечем было его удерживать, и я лишь втайне надеялась, что моя мать догадалась сделать что- нибудь, чтобы его конь, скажем, внезапно захромал.
— Да, ваша милость. Я так вам благодарна. Но мы были бы очень рады, если бы вы задержались еще ненадолго. Вскоре подадут обед, и мы… или…
— Нет, к сожалению, я должен идти. Мой друг Уильям Гастингс ждет меня.
— Конечно, конечно, ваша милость. У меня и в мыслях не было вмешиваться в ваши планы.
Я проводила Эдуарда до дверей. Его внезапный уход страшно меня огорчил, но я ровным счетом ничего не могла придумать, что бы заставило его остаться. На пороге он обернулся и взял меня за руку. Низко склонив светловолосую голову, Эдуард бережно перевернул мою руку ладонью вверх и прильнул к ней губами. Затем сжал мои пальцы, словно хотел, чтобы я навсегда сохранила его поцелуй, выпрямился и улыбнулся. От всего этого я окончательно растаяла; я уже понимала, что буду держать кулак плотно сжатым, пока не лягу в постель и не смогу прижать ладонь с его поцелуем к собственным губам.
Эдуард, глядя на меня сверху вниз, заметил и мое растерянное лицо, и мою ладонь, которая словно сама собой тянулась к его рукаву.
— Ладно, — вдруг смягчился он, — завтра я сам заеду и заберу ту бумагу, которую ты для меня подготовишь. Обязательно заеду, не сомневайся! Неужели ты думаешь, что может быть иначе? Неужели ты могла поверить, что я так просто уйду и больше сюда не вернусь? Разумеется, вернусь! Итак, завтра в полдень. Надеюсь, я тебя увижу?
Наверное, Эдуард услышал, как на миг остановилось мое дыхание. Вся кровь, казалось, бросилась мне в лицо, щеки так и пылали.
— Д-да… до з-з-завтра… — запинаясь, отозвалась я.
— Завтра в полдень. И я останусь на обед. Если можно, конечно.
— Для нас это большая честь, ваша милость.
Эдуард поклонился, повернулся и направился через зал к широко распахнутым двустворчатым дверям навстречу яркому солнечному свету, а я, заложив руки за спину, бессильно прислонилась к дверной створке. Честно говоря, ноги меня совсем не держали, колени были как ватные.
— Ну что, он ушел? — раздался голос матери, бесшумно появившейся из маленькой боковой двери.
— Завтра он снова придет, — произнесла я, точно во сне. — Да, завтра в полдень. Он придет, чтобы
