по двадцать человек на каждого лорда, а уже далее — багаж и лошади. Это была целая армия бездельников на марше. В центре процессии, верхом на крупной гнедой охотничьей лошади, возвышался король. Из-за всех этих лордов и мелкого дворянства, скопившегося вокруг него, он едва ли мог видеть страну, которую собирался объявить своей.
К шествию присоединилась и толпа из простонародья, шагающая по пыльным дорогам. У парадных дворцовых ворот ее отогнали слуги сэра Роберта — его личная армия. Король же проследовал к дворцу по изогнутой широкой аллее, обсаженной деревьями. Когда они въехали на задний двор, свита рассеялась: кто-то отправился на поиски отведенных им помещений, кто-то подзывал грумов, чтобы те отвели лошадей в конюшни. Встречал короля управляющий сэра Роберта; он зачитал его величеству приветствие по случаю прибытия. Затем сам Сесил выступил вперед и преклонил перед новым королем колена.
— Можешь встать, — резко произнес Яков.
Его акцент звучал очень необычно для тех подданных, которые до этого слышали только речь своей королевы, ее звенящий мягкий голос. Сэр Роберт поднялся, неуклюже опираясь на хромую ногу, и проводил его величество в парадный зал Теобальдса. Король Яков был готов к виду английского богатства и стиля, однако замер в дверях, открыв рот от изумления. Стены и потолок были украшены резьбой в виде ветвей, цветов и листьев так густо, словно на них росли живые кустарники. Фантазия в дереве, драгоценных металлах и камнях, чрезмерность изысканного каприза и пышность в одном великолепном зале. Бывало даже, что теплыми весенними деньками дикие птицы влетали и вылетали из огромных открытых окон, застекленных дорогим венецианским стеклом.
— Потрясающе! Какие драгоценные камни! Какая мастерская резьба по дереву!
Сэр Роберт улыбнулся так скромно, как только мог, и слегка поклонился; однако все его искусство царедворца не скрыло гордости владельца этих сокровищ.
— А стена! — воскликнул король.
На стене были отражены все связи рода Сесилов. Более старые члены двора и более великие семьи могли с пренебрежением посматривать на Сесилов, вышедших с фермы в Херефордшире лишь несколько поколений тому назад. Но эта стена была ответом сэра Роберта. На ней имелся геральдический щит рода с девизом «Prudens qui patiens» [2] — хороший выбор для тех, кто составил состояние всего за два поколения, служа при монархах советниками. Щит был соединен с гербом и генеалогическим древом с помощью лепных гирлянд из цветов, фруктов, листьев и лавровых венков, которые показывали могущество и влиятельность рода. У Сесилов в каждой благородной семье Англии имелся кузен или племянница. И наоборот, каждая благородная семья когда-нибудь искала одобрения Сесилов. Роскошные ниспадающие витые потоки резной и полированной листвы, ведущие от щита к гербу, были словно картой власти в Англии — начиная с родоначальника семьи Сесилов, находившегося ближе всего к трону, и заканчивая самыми отдаленными веточками мелких второстепенных северных лордов и баронетов.
На противоположной стене располагались великолепные планетарные часы, до минуты показывавшие скорость, с которой время проносилось над домом Сесилов. Большой массивный золотой шар изображал Солнце, сбоку от него двигались по своим орбитам Луна, выкованная из чистого серебра, и все планеты, сделанные из серебра или золота и инкрустированные драгоценными камнями. Каждая строго выдерживала ритм своего движения, демонстрируя четкость и красоту природного порядка, того самого, что размещал Англию в центре Вселенной и перекликался с противоположной стеной, где Сесилы стояли в центре Англии.
Это была выставка для гостей, потрясающая даже в помещениях дворца, изобилующих подобной роскошью.
Король, ошеломленный таким великолепием, переводил взгляд с одной стены на другую.
— Ни разу в жизни не видел ничего подобного, — наконец изрек он.
— Мой отец очень гордился этим интерьером, — заметил сэр Роберт.
И тут же понял, что лучше бы откусил себе язык, чем упомянул своего отца при Якове. Уильям Сесил был советником королевы как раз тогда, когда она колебалась в решении о судьбе кузины, королевы Марии Шотландской. И именно Уильям, отец сэра Роберта, положил смертный приговор на стол. Его мнение было следующим: родня они или нет, леди должна умереть; если эта привлекательная соперница останется жить, он не гарантирует королеве Елизавете безопасность. В гибели Марии был повинен Уильям Сесил, и теперь его сын приветствовал в своем доме сына умершей королевы.
— Хочу показать вам апартаменты, — быстро сменил тему сэр Роберт. — Ваше величество, если вам что-нибудь понадобится, дайте мне знать.
Сесил повернулся и взмахом руки подозвал терпеливо ожидавшего своей очереди слугу, который держал тяжелый ларец. Тот вышел вперед, преклонил колено и протянул ларец с драгоценностями. Сверкание бриллиантов полностью затмило небольшую бестактность Сесила. Яков просиял от вожделения и удовлетворенно произнес:
— Отлично. Покажите мне королевские покои.
Сэру Роберту было странно вести этого коренастого и не очень чистого человека в помещения, когда- то принадлежавшие королеве.
После нее там никто не жил, однако аура королевского величия сохранилась. Прежде королева останавливалась в этих апартаментах во время своих длительных и дорогостоящих визитов, и тогда воздух благоухал розовой водой, флердоранжем, разными травами и помандерами.[3] Да и сейчас отголоски тех ароматов витали в покоях, заставляя любого благоговейно замирать на пороге. Согласно давно установившейся традиции кресло королевы стояло в центре комнаты как трон и, подобно трону, было облечено высшей властью. Все, от служанки до Сесила, кланялись креслу, входя в комнату и покидая ее, даже в отсутствие правительницы. Такова была сила воздействия королевы Англии.
И теперь, супротив порядка вещей, наследнику, с которым королева никогда не встречалась, имя которого ненавидела, предстояло распоряжаться в ее покоях. Яков вскрикнул от жадного удовольствия при виде богатых занавесей вокруг ложа, ковров на стенах и кровати из резного и позолоченного дерева, в которой он будет спать.
— Да, этот дворец достоин правителя, — сказал Яков; его подбородок был мокрым, словно при виде всей этой красоты у него потекли слюнки.
Сесил поклонился.
— Я оставлю вас отдохнуть, ваше величество.
Комната уже теряла легкий аромат флердоранжа. Новый король пах лошадьми и застарелым потом.
— Я сразу буду обедать, — сообщил он.
Сэр Роберт еще раз низко поклонился и вышел.
Джон не видел прибытия королевской свиты. Выполняя заказ по доставке на кухню необходимых овощей, он следил за рабочими, которые носили большие корзины из холодной теплицы в огороде до задней двери кухни. На дворцовых кухнях царил переполох. Три огромных раскаленных очага ревели. Повара по мясу изрядно потели и были такими же красными, как огромные туши. Кондитеры были белыми от муки и от нервов. Парни, вращающие вертела с мясом, были пьяны от слабого эля, который пили большими жадными глотками. В помещении разделки мясных туш пол был мокрый от крови; местные и приблудные собаки вертелись под ногами, лизали кровь и хватали зубами ливер.
В главной кухне было полно слуг, бегающих с поручениями, в воздухе стоял гул от выкрикиваемых приказов. Джон, удостоверившись, что его корзины с зимними овощами и капустой попали в нужные руки, хотел быстро ускользнуть.
— Эй, Джон! — окликнула его одна из служанок, вспыхивая густым румянцем. — То есть, простите, господин Традескант.
Он обернулся на звук ее голоса.
— Вы будете обедать в большом зале? — спросила служанка.
Джон заколебался. Как принадлежащий к свите сэра Роберта, он мог есть в дальнем углу зала, наблюдая за торжественным обедом короля. Как один из домашней прислуги, он мог питаться во вторую
