А я о нем забыл совсем, расстроено подумал он. Нападения, совпадения, радостный Павлов. Совершенно вылетела из головы главная семейная проблема.
— Дополнительное сканирование, — пояснил Тополев. — Может, удастся узнать еще хоть что- то.
— Хорошо, — сказал Тарас. — Вот что, Антон. Работай дальше, а ко мне будь добр, пригласи, как раз Ганина. Очень я с ним пообщаться хочу.
— По поводу тел нападавших? — поднялся Тополев.
— Почти, — неопределенно кивнул Петровский.
Ганин довольно быстро появился в дверях кабинета.
— Садись, Роман, — предложил Петровский, когда заведующий медицинской лабораторией «Полночи» появился в дверях.
Вечно он какой-то озабоченный и нервный, подумал Тарас. Солидности — никакой. Хоть бы поучился у Тополева, что ли…?
— Как у нас продвигаются дела? — поморщившись, как от надоедливой зубной боли, спросил он.
— Все в порядке, Тарас Васильевич, — сразу отрапортовал Ганин. — Занимаемся и странной опухолью Вепря, и бессонницей Дронова. Вот тела Ханиных нам сегодня передали.
— Мне, в общем-то, все равно, чем вы там занимаетесь, — сказал Петровский. — Меня, более всего, интересует моя личная проблема.
— Ах, это… — произнес Ганин, а у Тараса появилось явственное желание его удушить. — Тоже занимаемся.
— И как?
— Пока никак.
Опять это пока, подумал Петровский.
— И когда будут результаты? — безнадежно спросил он.
— Скоро ожидаем.
Тарас поднялся из кресла.
Все внутри его заклокотало. Занимаетесь, подумал со злостью он. А я уже дома находиться не могу. Хоть в кабинет переезжай с вещами. Значит, вы все-таки, занимаетесь…
— Знаешь, Рома, — сказал Петровский, доставая трубку из стола. Руки его подрагивали. — Я в последнее время стал частенько посматривать старые фильмы… Ты как, смотришь?
— Да, — кивнул Ганин. — С Чарли Чаплином смотрю и…
— Не настолько старые, — вкрадчиво перебил его Петровский. — Наши, еще советские… В основном, про войну… Помнишь, быть может, «Освобождение», «Горячий снег», «Семнадцать мгновений весны»…
— Да, — кивнул Ганин.
— И знаешь, что мне показалось особенно интересным? — повернулся к нему Петровский. — Тогда люди прекрасно понимали слово — надо. Нет гранат, патронов, даже людей нет, а им говорят — надо, и, — все… И они стоят, воюют, дерутся на смерть. Да, ты, конечно, сейчас скажешь — культ личности, расстрел на месте… Ты, наверняка, прав… А, я вот думаю, Ром, может, мне в «Полночи» ввести такие же порядки?… Если это поможет уяснить некоторым смысл слова — надо?…
— Это вы о чем, Тарас Васильевич? — спросил Ганин озабоченно. — Я, в последнее время, и не опаздываю совсем…
Тарас молча вернулся к креслу.
Распять, подумал он. Патологическая житейская тупость. Но ведь гений от медицины все-таки, жалко…
— Значит, так, Роман, — твердо сказал Петровский. — Я создал твой отдел для решения только одной задачи. Не для изучения бессонницы у сотрудников и прыщей на задницах их руководства. Совершенно для другого, Роман! Надеюсь, ты ее все еще помнишь. Вы можете справиться с этой задачей?
— Мы работаем…
— Что нужно для того, чтобы моя проблема, а твоя единственная задача были решены в кратчайшие сроки? Деньги, оборудование, может быть, персонал?…
Ганин молча развел руками.
— Тогда так, Рома. Я даю тебе неделю срока. Через неделю, ровно, — Петровский посмотрел на часы, — ровно в 11 ноль я жду тебя здесь с докладом о благополучном разрешении моей проблемы. Ты понял?
Ганин насупился.
— Ты понял? — повторил Тарас.
— Но…
— И никаких — но! — не выдержал Петровский. — Ровно через неделю, ровно в одиннадцать! И я молю Господа бога, чтобы он помог тебе и твоему отделу. Пусть остаются ночью, пусть жить в офис переезжают, что угодно. Мне — все равно. Свободен!
Ганин поднялся с обреченным видом.
— Но… — снова попытался сказать он.
На столе Петровского проснулся селектор.
— Да? — ткнул он замигавшую кнопку.
— Николай Сергеич Рыбаков из Управления звонит, — доложила секретарша Лиза. — Соединить?
— Через минуту, — ответил Петровский и посмотрел на Ганина.
— Аудиенция закончена, — сухо сказал он ему и махнул в сторону двери.
— Но, Тарас Васильевич…
— До свидания, Роман.
Какой же я добрый, господи, подумал Петровский, глядя Ганину вслед. В сороковые годы этого умника уже раз десять поставили бы к стенке.
Но как же, черт возьми, мне, все-таки, быть?
— Соединяю, — сказал селектор Лизиным голосом.
Петровский поднял трубку.
— Слушаю, — произнес он.
— Привет, дорогой, — голос Николай Сергеевича звучал бодро. — Что там у вас с Павловым сегодня получилось?
— Повезло, — ответил коротко Петровский.
— Он мне звонил только что, — доверительно сообщил Рыбаков. — Рад-радешенек.
— Я тоже.
— Что же вы маршрут не расчистили? — добродушно поинтересовался Николай Сергеевич. — Или хотя бы не рассчитали?
Опять Тополев, подумал с недовольством Тарас.
— Это твои вопросы? — уточнил он.
— Это вопросы Павлова. Боюсь, что он теперь весь Трибунал ими достанет. Ну, ладно. В целом-то у тебя как?
— Трудимся, — расплывчато ответил Петровский. — У тебя?
— Тоже ничего. Я вот по какому поводу звоню. Боюсь, на Сборе никого из наших не будет.
— Что так?
— У кого что, Тарас. Даже Милена не появится.
— Ты меня этим известием очень сильно огорчил, — съязвил Петровский. — И Мойко не будет?
— Нет.
— Что ж, тогда мы как-нибудь сами.
— Я в тебя верил, — усмехнулся Николай Сергеевич. — Позвони, как пройдет.
— Договорились.
Петровский положил трубку и несколько мгновений задумчиво щелкал селектором. Странно, подумал он. Никого не будет. Боятся со мной связываться после сегодняшней истории с Колей? Или к нападению
