Иногда компаньоны встречались и по утрам, чтобы выпить кофе с горячими пирожками и обсудить дела, а также, от случая к случаю, — и за бокалом вина, отмечая удачный месяц или чей-нибудь небывало высокий гонорар. Столовая была предназначена только для компаньонов, ну разве что случайный гость — крайне выгодный клиент или перспективный кандидат в сотрудники — переступал ее порог. Сотрудники могли обедать здесь дважды в год, только дважды — это регистрировалось в соответствующей книге, — и только по приглашению компаньонов.
К столовой примыкало помещение небольшой кухни, где творила Джесси и где она приготовила первый из этих обедов для мистера Бендини и его коллег двадцать шесть лет назад. Все эти двадцать шесть лет она готовила исключительно южную кухню, ни разу не попытавшись в угоду чьему-то вкусу приготовить блюдо, название которого она и выговорить-то не могла. “Не ешьте, если вам это не по вкусу”, — таков был ее обычный ответ на подобные требования. Судя по тому, что в тарелках, которые убирал со стола Рузвельт, ничего не оставалось, ее поварским искусством были не только довольны, но и наслаждались. По понедельникам она вывешивала меню на неделю, отдельные заказы принимала не позже десяти утра и дулась годами на того, кто вдруг вздумает отказаться от заказа или просто не придет на обед. Она с мужем работала по четыре часа в день и получала вместе с ним тысячу долларов в месяц.
Митчел сидел за столом вместе с Ламаром Куином, Оливером Ламбертом и Рейсом Макнайтом. Сначала им принесли нежнейшие свинью ребрышки с гарниром из вареной тыквы и какой-то ароматной травки.
— А жир она сегодня убрала, — обратил внимание Ламберт.
— Восхитительно! — оценил Митч.
— А вы терпимы к жирной кухне?
— Да, в Кентукки готовят так же.
— Я пришел в фирму в 1955 году, — сказал Макнайт, — а сам я из Нью-Джерси, так? И я был неспокоен в отношении южной кухни и держался от нее подальше. Все едят с маслом и готовят на животном жире, так? А потом мистер Бендини решил открыть здесь это маленькое кафе. Он нанимает Джесси, и вот уже двадцать лет я мучаюсь изжогой. Жареные красные помидоры, жареные зеленые помидоры, жареные баклажаны, жареная тыква, жареное то и се. Однажды Виктор Миллиган сказал — хватит. Он ведь из Коннектикута, так? И Джесси тут же выдала на скорую руку порцию жареных маринованных огурчиков. Представляете?! Пожарить маринованные огурчики! Миллиган позволил себе пробурчать что-то при Рузвельте, а тот доложил Джесси. Та взяла и ушла через заднюю дверь, просто ушла. На неделю. Рузвельт хотел идти на работу, а она его не пускала. В конце концов, Бендини все уладил, и она согласилась вернуться, если больше никаких жалоб не будет. Но все-таки она отказалась от жира. Думаю, все мы проживем теперь лет на десять больше.
— Восхитительно! — намазывая масло на еще одну булочку, произнес Ламар.
— У нее всегда так, — добавил Ламберт в тот момент, когда мимо их столика проходил Рузвельт, — еда здесь хороша, от нее полнеешь, но мы нечасто пропускаем обед.
Митчел ел не спеша, готовый в любой момент поддержать беседу, и старался держаться абсолютно свободно. Удавалось это с трудом. Окруженный людьми, добившимися от жизни всего, миллионерами, в этой изысканной, роскошно убранной комнате, он чувствовал себя простым смертным, очутившимся вдруг в небесных чертогах. Только присутствие Ламара и отчасти Рузвельта придавало ему бодрости.
Когда Ламберт убедился в том, что Митч уже насытился, он вытер салфеткой рот, медленно поднялся и легонько постучал чайной ложечкой.
— Джентльмены, могу ли я попросить минуту вашего внимания?
В столовой наступила тишина, головы обедающих повернулись к столику. Положив салфетки, мужчины в упор смотрели на гостя. Где-то на письменном столе у каждого лежала копия его досье. Два месяца назад они единогласно проголосовали за то, чтобы сделать его единственным претендентом. Они все знали, что он пробегает по четыре мили в день, не курит, что у него аллергия на сульфаниды, вырезаны гланды, что у него маленькая синяя “мазда”, что мать страдает психическим расстройством и что он мастерски играет в футбол. Им было известно и то, что, даже когда он болеет, он не принимает ничего более крепкого, чем пара таблеток аспирина, и то, что он достаточно голоден для того, чтобы работать сто часов в неделю, если они его об этом попросят. Митчел И. Макдир нравился им. Он приятно выглядел, был атлетически сложен, настоящий мужчина, со светлой головой и крепким телом.
— Вы знаете, что сегодня мы приветствуем здесь дорогого гостя — Митчела Макдира. В ближайшее время он заканчивает Гарвард с отличием.
— Виват! Виват! — раздались голоса двух-трех выпускников Гарварда.
— Вот именно, благодарю вас. Митчел и его жена Эбби будут нашими гостями весь уик-энд. Митч входит в пятерку сильнейших выпускников, и на него большой спрос. Но он нужен нам здесь. Я знаю, что вы будете общаться с ним до его отъезда. Сегодня вечером его принимает Ламар Куин с супругой, а завтра всех присутствующих на ужин к себе приглашаю я.
Митчел смущенно улыбался, а Ламберт продолжал говорить что-то о величии фирмы. Когда слова его отзвучали, все вернулись к пудингу и кофе, которые разнес по столам Рузвельт.
Любимый ресторанчик Кэй оказался роскошным заведением для “золотой” молодежи в южной части города. С потолка тут и там свисали листья папоротника, музыкальный автомат негромко наигрывал музыку далеких 60-х.
Дайкири подали в высоких стеклянных бокалах.
— Думаю, по одному будет достаточно? — спросила Кэй.
— Пьяница из меня никакой, — отозвалась Эбби. Они заказали фирменное блюдо, попробовали коктейль.
— Митч любит выпить?
— Крайне редко. Он же спортсмен, очень заботится о здоровье. Иногда немного пива или бокал вина, но никаких крепких напитков. А Ламар?
— Примерно так же. Он и пиво попробовал, только в колледже, да и располнеть боится. Фирма не любит, когда прикладываются к спиртному.
— Здорово, конечно, но почему и это их волнует?
— Потому что спиртное и юристы так же соотносятся между собой, как кровь и вампиры. Насколько я знаю, все правоведы пьют как верблюд в пустыне, алкоголизм стал их профессиональной болезнью. По- моему, все это начинается еще в годы учебы. В университете Вандербилта обязательно есть кто-нибудь, кто не просыхает. То же самое, видимо, и в Гарварде. Работа требует огромного нервного напряжения, а это обычно означает обязательную и обильную выпивку. Наши мужья, конечно, не трезвенники, это понятно, но они привыкли контролировать себя. Здоровый юрист лучше работает. Опять-таки, это вопрос прибылей.
— Ну, в этом есть хоть какой-то смысл. Митч говорил мне, что в фирме нет проблем с текучестью кадров.
— Да, за семь лет, что мы здесь прожили, я не припомню никого, кто бы ушел. Здесь платят хорошие деньги и очень осторожны в подборе сотрудников. Они не берут на работу людей из состоятельных семей.
— Не уверена, что поняла.
— Фирма не примет человека, у которого помимо его оклада был бы еще какой-то источник доходов. Им нужны молодые и голодные. Тут все дело в преданности: если все твои денежки текут из одного- единственного места, то ты будешь хранить верность этому месту. В фирме от тебя ожидают беззаветной преданности. Ламар говорит, что даже разговоров о том, чтобы уйти куда-то, он ни разу не слышал. Все они чувствуют себя счастливыми: они или богаты, или на пути к богатству. И уж если кто-то надумает уходить, он явно не заработает в другом месте столько, сколько у нас. Фирма даст Митчу все, что он захочет, только бы он согласился работать здесь. Они горды тем, что платят больше других.
— А почему они не принимают женщин?
— Пытались однажды. Она оказалась настоящей стервой, вокруг нее был вечный шум. Юристы- женщины вечно готовы в драке отстаивать свое “я”. С ними трудно иметь дело. Ламар говорит, что они боятся принимать женщину, так как не смогут просто избавиться от нее в случае, если она не справится со своими обязанностями, да еще ей потребуется положительная характеристика.
