'Не беспокойся, Алекс. Если какую-либо из твоих картин удастся продать, я позвоню тебе немедленно, но пожалуйста, подумай над моими словами.'
Алекс вежливо кивнул перед тем, как повернуться к двери. Он знал, что как бы ни был он голоден, он никогда не загонит свою фантазию в жесткие рамки, чтобы потом назвать это 'искусством'.
Он подумал, что этот День Рождения оказывается куда более дрянным, чем он ожидал. Кстати говоря, его дед мог уже потерять его.
Он застыл, а потом обернулся назад:
- Мистер Мартин, я должен забрать эту с собой…
Мистер Мартин смотрел из-под нахмуренных бровей, как Алекс снял маленькую карину с мольберта.
- Забираешь ее? Но почему?”
Алекс взял всего одну картину из семи. Не было похоже, что он решил забирать все свои творения из галереи.
- Это подарок - для кое-кого, кто его оценит.
Хитрая усмешка появилась на лице мистера Мартина.
- Умница, Алекс. Иногда маленький подарок может оказаться началом дорогой коллекции.
Алекс выдавил улыбку и кивнул, унося в руках картину.
Он не знал, увидит ли ту женщину снова. Он понимал, что довольно глупо было думать о том, что это когда-либо случится.
Но если они снова встретятся, то он бы подарил ей эту небольшую картину. Ему хотелось увидеть ее улыбку снова, и если он заплатит за нее всего лишь пейзажем, то это будет более чем замечательно.
- Я думаю - зеркала наблюдают за мной, - сказал Алекс в задумчивости.
- Зеркала обыкновенно так делают, - бросил через плечо Бен.
- Нет, я правда так думаю, Бен. В последнее время они как будто следят за мной.
- Ты имеешь в виду, что смотришь сам на себя?
- Нет. - Он наконец-то пристально посмотрел на своего дедушку. - Я имею в виду, что такое ощущение, как будто кто-то еще наблюдает за мной сквозь зеркала.
Бен одарил его взглядом. 'Кто-то другой.'
- Ну да.
Алекс гадал, откуда об этом могла знать та девушка.
Он начал по-настоящему недоумевать, а была ли она настоящей? Что, если он всего навсего вообразил ее?
Неужели это начинало происходить и с ним? Он боролся с наполняющей сознание паникой.
- Не позволяй твоему воображению забрать лучшее в тебе, Александр. - сказал его дед, поворачиваясь назад к своей работе на скамье.
Алекс снова углубился в печальные воспоминания.
- Ты думаешь, что я тоже сойду с ума? - пробормотал он позже.
В мертвенной тишине он обернулся и увидел, что дед перестал заниматься лужением, дабы смерить его тревожным взглядом. В его глазах проскользнул огонек, который, вероятно, рождается только в темных и тяжелых раздумьях.
Алекс испугался этого взгляда. Слишком уж это было непохоже на его дедушку, или, по крайней мере, на человека, знакомого Алексу.
Морщинистая улыбка наконец стерла это незнакомое выражение.
- Нет, Алекс, - мягко произнес старик, - Я так не думаю. Почему ты рассуждаешь так пессимистично в свой собственный День Рождения?
Алекс прислонялся к панельной обшивке подле лестничной клетки так, чтобы не отражаться в зеркале слева на стене. Он сложил руки на груди.
- Я в том самом возрасте, ты же знаешь. Сегодня мне двадцать семь. Тот самый возраст, когда она стала… когда она сошла с ума.
Старик помешал длинным пальцем в покореженной алюминиевой пепельнице, содержащей коллекцию разнообразных винтиков. Эта пепельница, полная использованных винтов, была у старика столько, сколько Алекс себя помнил. Это был неубедительный поиск.
- Александр, - сказал Бен с мягким вздохом, - я никогда не думал, что твоя мать была сумасшедшей, и я до сих пор так не думаю.
Алекс не думал, что Бен станет когда-либо противиться печальной действительности. Алекс помнил безутешные, истерические припадки своей матери слишком хорошо. Он не думал, что доктора стыли бы держать женщину запертой в учреждении в течение восемнадцати лет, если бы она не была серьезно больна психически, но он так не говорил. Даже эти невысказанные мысли казались ему жестокими.
Ему было девять, когда мать была госпитализирована.
В таком юном возрасте Алекс еще не понимал. Он был напуган. Его бабушка и Бен забрали его, растили его в любви, заботились о нем, а так же стали его официальными родителями. То, что они жили недалеко от дома его настоящих родителей, наполнило жизнь ожиданием. Бабушка с дедом поддерживали в доме порядок, чтобы, когда его мать поправится, она смогла наконец вернуться домой. Этого так и не случилось.
В юности Алекс навещал тот дом время от времени, обычно по ночам, чтобы посидеть там в одиночестве. Это было для него единственной связью с родителями. Казалось, что там существовал другой мир, всегда один и тот же, замороженный во времени, как остановившиеся часы. Это было неизменным напоминанием о жизни, резко оборвавшейся, словно застывшее мгновение.
Это заставило его чувствовать себя так, будто он не знал своего места в мире, будто даже не был уверен в том, кем он был.
Иногда по ночам, прежде чем уснуть, Алекс все еще тревожился о том, что может стать умалишенным. Он знал, что такие вещи передаются по наследству, что зерно сумасшествия может быть заложено в нем самом. В детстве он не редко слышал, как другие дети говорили об этом, даже если шепотом и за его спиной. Сплетни, тем не менее, всегда звучали достаточно громко для того, чтобы он мог расслышать их.
Даже когда Алекс смотрел на то, как живут другие люди, на поступки, которые они совершали, на то, чему они верили, он приходил к выводу, что он - самый нормальный человек из всего своего окружения. Он часто задавался вопросом, как люди могут так заблуждаться. Например, ему было непонятно, как люди могут называть что-то искусством, если кто-то другой попросту сказал им, что это так.
По-прежнему были вещи, которые волновали его, когда он был один.
Такие, как зеркала.
Он изучал изможденное лицо старого человека в то время как тот осматривал все разрозненные кусочки старого мусора. Его седая щетина говорила о том, что этим утром он не брился, возможно, и предыдущим утром тоже. Наверно он был занят со своим магазином и не имел понятия о том, что солнце выглянуло и ушло, а потом снова появилось. Его дед был таким, особенно с тех пор, как его жена, бабушка Алекса, умерла. Алекс частенько думал, что у его деда свои собственные трудности с действительностью, после смерти его сына и жены.
Совершенно точно, что ни одна из мыслей старика не была сумасшедшей. Большинство людей считали его несколько 'эксцентричным'. Это было вежливое слово, используемое когда человек был сумасшедшим. Проказливый, безобидный вид его деда по жизни - он всегда улыбался, всем восхищался и его сбивали с толку большинство самых обычных вещей вместе с его совершенной незаинтересованностью бизнесом других людей - заверяли людей в его безвредности. Просто соседский чудак. Большинство людей считали Бена бессмысленным стариком, который лудит при помощи консервных банок, старых книг и необычным ассортиментом плесени, которую он выращивает в стеклянных чашках петри.
Этот образ, как знал Алекс, его дед создал специально. Он называл это 'быть невидимым'. Бен был совсем другим человеком в действительности
Алексу никогда не казалось, что Бен был сумасшедшим, или даже эксцентричным, разве что . . . уникальным, исключительным, удивительным человеком, который знает о вещах, которые большинство
