Почти все ступени были уже покрыты водой. Лишь дветри оставались сухими. Он быстро взобрался по ним.
Ступени вели к креслу Гильд-Хольм-Ур. Он подошел к нему, огляделся, закрыл ладонью глаза, потом медленно провел ею по лбу, – казалось, этим жестом он стирал прошлое.
Затем сел в – гранитную нишу; за его спиной был утес, а у ног – океан.
В это время «Кашмир» миновал массивную круглую башню, которая выступала из воды и охранялась сержантом и пушкой, – она отмечала на рейде половину пути от Эрма до порта Сен-Пьер.
Над головой Жильята, в расщелинах, чуть колыхались стебли горных цветов.. Голубело необозримое море. Дул восточный ветер, поэтому у острова Серк не было прибоя, – с Гернсея видна лишь западная сторона островка. Издали дымной обозначался берег Франции и желтела длинная полоса песков Картре. Порой мимо Жильята пролетала белая бабочка. Бабочки любят порхать над морем.
Ветер был слабый. Синева неба и моря точно застыла.
Лишь на воде змеились гладкие ленты темной и светлой лазури, указывавшие на скрытые извилины мелей.
«Кашмир», чуть подгоняемый ветром, поставил марса-лисели, чтобы воспользоваться бризом. Он окутался парусами.
Но шел он вполветра, поэтому лисели вынуждали его держаться у самого берега Гернсея. Он миновал веху Сен-Сансона. Вот он поравнялся с холмом Валль. Сейчас он обогнет мыс «Околицы».
Жильят смотрел на приближавшиийся корабль.
Воздух и вода словно дремали. Прилив рос, но не поднимаясь валом, а плавно вздуваясь. Уровень воды повышался равномерно. Отдаленный шум волн, доносившийся из открытого моря, был похож на тихое дыхание ребенка.
Из гавани Сен-Сансона слышались глухие, короткие удары – то были удары молотков. По всей вероятности, плотники устанавливали тали и платформу, чтобы выгрузить машину из лодки. Гранитная толща стены, к которой прислонился Жильят, заглушала эти звуки, и он почти не различал их.
«Кашмир» приближался медленно, словно привидение.
Жильят ждал.
Внезапно раздался легкий плеск. Жильяту стало холодно, он взглянул вниз. Вода касалась его ног.
Он опустил глаза и снова поднял их.
«Кашмир» был совсем близко.
Высокий склон, в котором дожди выдолбили кресло ГильдХольм-Ур, был так крут, а вода вокруг него так глубока, что в тихую погоду корабли могли безопасно плыть по фарватеру в нескольких кабельтовых от утеса.
«Кашмир» был рядом. Он появился сразу, он точно поднялся из океана. Казалось, он рос над водой, подобно все удлинявшейся тени. Такелаж корабля рисовался в небе черными линиями, а вокруг чуть колыхалось ослепительное море. Высокие паруса, на миг заслонив солнце, стали почти алыми и удивительно прозрачными. Невнятно рокотал прилив. Беззвучно скользил по воде величественный силуэт корабля. Вся палуба была видна как на ладони.
«Кашмир» почти коснулся скалы.
За рулем стоял рулевой, юнга взбирался по вантам, пассажиры, опершись на борт, созерцали безоблачное небо, капитан курил. Но не это видел Жильят.
Был на палубе уголок, залитый солнцем. Туда-то и устремился его взгляд. Там, в золотом сиянии, он видел Эбенезера и Дерюшетту. Как две птички, греющиеся в лучах полуденного солнца, они сидели, грациозно прижавшись друг к другу, на скамейке под небольшим тентом из просмоленной парусины.
Хорошо оборудованные корабли предоставляют такие скамьи пассажирам, и, если это английское судно, на них можно прочесть: «Только для дам». Дерюшетта склонила головку на плечо Эбенезера, Эбенезер обнимал Дерюшетту за талию; они держались за руки, их пальцы переплелись. В ангельских чертах этих двух тонких лиц, дышавших чистотой, было легко уловимое различие. Одно казалось более девственным, другое более одухотворенным. Их целомудренное объятие было так выразительно! В нем сквозили и страсть и стыдливость.
Скамья стала уже альковом и почти гнездом. И в то же время ее окружал ореол; светлый ореол любви, уносящийся в облака.
Все было объято божественной тишиной.
Сосредоточенный взор Эбенезера светился благодарностью, губы Дерюшетты беззвучно шевелились; среди этой чудесной тишины, в тот короткий миг, когда корабль проскользнул в нескольких саженях от кресла Гильд-Хольм-Ур, ветерок, дувший с берега, донес до Жильята мягкий милый голос Дерюшетты:
– Посмотри, мне кажется, там на скале – человек.
Видение скрылось.
«Кашмир» прошел мимо мыса «Околица» и пропал в глубоких провалах меж волн. Не прошло и четверти часа, как его мачты и паруса превратились в какой-то белый обелиск, таявший на горизонте. Вода доходила до колен Жильяту.
Он глядел вслед судну.
Ветер в открытом море стал свежее. Жильят видел, как на «Кашмире» поставили нижние лисели и кливеры, чтобы воспользоваться растущим напором ветра. Корабль уже вышел из гернсейских вод. Неотступно глядел на него Жильят.
Вода доходила ему до пояса.
Прилив поднимался. Время шло.
Чайки и бакланы тревожно кружили над ним. Казалось, они хотели предостеречь его. Быть может, в этих птичьих стаях была и чайка с Дувров, узнавшая Жильята.
Прошел час.
Ветер с открытого моря не чувствовался на рейде, но «Кашмир» становился все меньше. По всей вероятности, он шел полным ходом. Он почти уже достиг скал Каскэ.
У подножья кресла Гильд-Хольм-Ур море не вскипало пеной, не ударяло волной в гранитную стену. Вода поднималась спокойно. Она почти достигла плеч Жильята.
Прошел еще час.
«Кашмир» уже покинул воды Ориньи. На миг его заслонила скала Ортах. Он скрылся за скалой и снова выплыл из-за нее, как луна после затменья. Парусник бежал на север. Он вышел в открытое море. Теперь он превратился в точку, сверкавшую под солнечными лучами.
С отрывистыми криками летали птицы вокруг Жильята.
Над водой виднелась только его голова.
Море поднималось со зловещей кротостью.
Жильят, не двигаясь, смотрел на исчезавший «Кашмир».
Был почти полный прилив. Спускался вечер. На рейде, позади Жильята рыболовные суда возвращались домой.
Глаза Жильята, устремленные вдаль, вслед кораблю, были неподвижны.
В этих неподвижных глазах не осталось ничего земного.
В скорбном и спокойном взоре таилось что-то невыразимое:
он был полон того бесстрастия, которое порождает несбывшаяся мечта; то была мрачная покорность иному уделу. Таким взглядом провожают падающую звезду. И взгляд этот, попрежнему прикованный лишь к одной точке на всей водной шири, все темнел, подобно меркнущему небу. Как утес ГильдХольм-Ур в необозримом море, тонул глубокий взор Жильята в бесконечном покое смерти.
«Кашмир» теперь стал маленьким пятнышком, едва заметным в дымке тумана. Надо было знать, где он, чтобы различить его.
Мало-помалу это расплывчатое пятнышко побледнело.
Потом сделалось еще меньше.
Потом пропало.
Когда корабль исчез на горизонте, голова скрылась под водой. Осталось только море.
Примечания
