раздумывал. И я уже объяснял вам, сэр, что тогда только что вернулся из короткого отпуска, который провел в Люцерне, где мне открылось новое. И я сказал себе: итак, пора носильщикам нашего города попытаться изменить преобладающее к ним в обществе отношение. Знаете, сэр, в Люцерне я увидел нечто совсем иное – и почувствовал, что происходящее здесь, у нас, просто никуда не годится. Я много над этим думал и остановился на некоторых мерах, которые должен лично предпринять. Конечно, даже тогда я, вероятно, подозревал, с какими трудностями столкнусь. Это было давно, но я понимал, что мое поколение, видимо, уже опоздало. Дело зашло слишком далеко. Однако я подумал: если я сыграю свою роль и положение хоть немного изменится, по крайней мере станет легче тем, кто придет после меня. И вот я принял свои меры, сэр, и неукоснительно их придерживаюсь – с того самого дня, когда услышал слова муниципального советника. С гордостью могу сказать, что иные из носильщиков нашего города последовали моему примеру. Это не значит, что они точно подражают мне во всем. Но их шаги, скажем так, вполне уместны.
– Понимаю. И один из ваших приемов – не опускать чемоданы на пол, но продолжать держать их на весу.
– Именно, сэр, вы хорошо уловили самую суть. Конечно, нужно признать, что, когда я выработал для себя это правило, я был гораздо моложе и крепче – и, видимо, не учитывал, что с возрастом силы убавятся. Забавно, сэр, но об этом как-то не думаешь. Другие носильщики говорили то же самое. Тем не менее все мы стараемся придерживаться наших старых решений. За годы мы довольно крепко сплотились: нас двенадцать человек – это все, кто остался от тех, что попытались тогда изменить ход вещей. Если бы я вздумал вернуться к прошлому, сэр, я бы почувствовал, что подвожу остальных. А если бы кто-то из них вернулся к прежней практике, мне тоже было бы не по себе. Сомнений в этом нет, и потому в городе наметились кое-какие сдвиги. Еще многое предстоит сделать, это верно, но мы часто собираемся на обсуждения – встречаемся каждое воскресенье в Венгерском кафе в Старом Городе; вы могли бы нас навестить – будете самым желанным гостем, сэр; да, мы часто обсуждаем этот вопрос, и все соглашаются без колебаний, что отношение к нам в городе значительно улучшилось. Молодые, пришедшие после нас, принимают все как должное. Но мы – из тех, кто встречается в Венгерском кафе, – мы-то знаем, что причиной перемен стали мы, пускай перемены эти и небольшие. Добро пожаловать к нам, сэр. Я буду счастлив представить вас собранию. Теперь мы соблюдаем меньше формальностей: с некоторых пор допускается, что в особых случаях к нашему столу могут приглашаться и гости. В это время года, после полудня, там очень приятно. Наш стол расположен в тени навеса, с видом на Старую площадь. Очень уютно, сэр, – уверен, вам понравится. Так вот, я говорил, что в Венгерском кафе мы подробно обсуждаем этот вопрос. Я имею в виду наши решения, принятые за все последние годы. Видите ли, никто из нас не задумывался над тем, что произойдет, когда мы станем старше. Мы были так поглощены работой, что думали только о насущных задачах. Возможно также, что мы недооценили, как долго придется искоренять глубоко засевшие мнения. Но что есть, то есть, сэр, сами видите. Теперь я уже в возрасте – и с каждым годом мне приходится все тяжелее.
Носильщик умолк – и, несмотря на физическое напряжение, казалось, погрузился в свои мысли.
– Буду откровенен с вами, сэр. Так честнее. В молодости, едва предписав себе эти правила, я всегда брал по три чемодана, независимо от их веса и величины. Если у посетителя был и четвертый, я ставил его на пол. Но с тремя управлялся всегда. Сказать правду, четыре года назад меня подкосило, и мне стало довольно трудновато. Мы обсудили этот вопрос в Венгерском кафе. В итоге все мои коллеги сошлись на том, что в подобной строгости к себе необходимости нет. В конце концов, убеждали меня, все, что требуется, – это внушить посетителям представление об истинной сущности нашей работы. Два места или три – результат примерно одинаков. Мне следует довести свой минимум до двух чемоданов – и ничего страшного не произойдет. Я согласился со сказанным, сэр, но знаю, что это не совсем так. Мне ясно, что, когда на меня смотрят, эффект получается далеко не тот. Между носильщиком с двумя чемоданами и носильщиком с тремя есть существенная разница, сэр, заметная даже самому неискушенному взгляду. Я все понимаю, сэр, и готов напрямик сознаться, что это причиняет мне боль. Но вернемся к делу. Я надеюсь, вам теперь ясно, почему мне не хочется опускать ваши чемоданы на пол. Их только два. На протяжении еще нескольких лет два чемодана будут мне по силам.
– Что ж, все это очень похвально, – откликнулся я. – Вы, несомненно, помогли мне вникнуть в суть дела.
– Я хотел, чтобы вы знали, сэр: я не единственный, кто столкнулся с необходимостью перемен. Мы постоянно обсуждаем этот вопрос в Венгерском кафе: по правде говоря, каждый из нас вынужден прибегать к каким-то новшествам. Только не подумайте, будто мы не следим за выработкой стандартов. Если такое допустить, то все наши многолетние усилия пойдут прахом. Мы тут же станем всеобщим посмешищем. Завидев нас за столом в кафе, прохожие не удержатся от издевательских реплик. О нет, сэр, мы продолжаем оставаться крайне строгими к себе, и общество – мисс Хильде, уверен, это подтвердит – приучилось уважать наши воскресные собрания. Как я уже сказал, сэр, вы будете у нас самым желанным гостем. Когда солнце клонится к западу, и в кафе, и на площади удивительно приятно. Иногда владелец кафе устраивает на площади концерт цыганских скрипачей. Сам владелец, сэр, питает к нам глубочайшее уважение. Кафе небольшое, но он всегда обеспечивает нам достаточно места, чтобы мы могли поудобней рассесться вокруг стола. Даже если в кафе людно, он всегда заботится, чтобы нас не стеснили и не потревожили. Даже в самое горячее время, если мы разом вздумаем размахивать руками, никто никого не заденет. Вот насколько владелец чтит нас, сэр. Не сомневаюсь, что мисс Хильде подтвердит мои слова.
– Простите, – вмешался я, – но кто такая мисс Хильде, на которую вы ссылаетесь?
Не успел я это произнести, как понял, что носильщик глядит поверх моего плеча. Обернувшись, я с удивлением обнаружил, что в лифте мы не одни. Прижатая в угол, позади меня стояла невысокая молодая женщина в опрятном деловом костюме. Увидев, что я наконец-то ее заметил, она улыбнулась и сделала шаг вперед.
– Прошу прощения, – обратилась она ко мне. – Надеюсь, вы не заподозрили, будто я подслушиваю, но я невольно стала свидетелем вашего разговора. Я слышала рассказ Густава и должна сказать, что он не вполне справедлив по отношению к жителям нашего города. В том смысле, что мы недостаточно ценим носильщиков при отелях. Конечно же, это не так – и мы ценим Густава больше всех. Все его любят. Нетрудно заметить, что он противоречит сам себе. Если мы такие черствые, то чему он припишет те глубочайшие знаки уважения, какие оказывают носильщикам в Венгерском кафе? Право же, Густав, нехорошо с вашей стороны изображать нас перед мистером Райдером в неверном свете.
Слова эти были произнесены неподдельно ласковым тоном, однако носильщик выглядел явно пристыженным. Он слегка отстранился от нас, причем тяжелые чемоданы ударились о его ноги, и сконфуженно отвел глаза в сторону.
– Вот, убедитесь сами, – с улыбкой продолжала женщина. – Но он лучший из лучших. Мы все очень его любим. Он необычайно скромен – и сам никогда в этом не признается, однако все его сотоварищи смотрят на него снизу вверх. Не будет преувеличением сказать, что они перед ним благоговеют. Порой они сидят по воскресеньям вокруг своего стола – и до прихода Густава не проронят и слова. Они чувствуют, что было бы непочтительно начинать без него. Нередко видишь, как десять-одиннадцать человек молча сидят за чашками кофе в ожидании. Самое большее, тихонько перешепнутся, словно они в церкви. И только с появлением Густава языки развязываются. Стоит подойти к Венгерскому кафе, чтобы понаблюдать за его приходом. Должна вам сказать, перемена разительная. Сначала вы видите хмурые лица пожилых людей, безмолвно сидящих вокруг стола. Но вот Густав переступает порог – и его встречают шумными возгласами и смехом. Шутливые тычки, хлопанье по спинам…. Бывает, что и пляшут – да-да, прямо на столах! У них есть свой «Танец носильщиков» – не правда ли, Густав? Да-да, воцаряется настоящее веселье. Однако только с появлением Густава. Разумеется, сам он вам ничего подобного не расскажет из-за скромности. Он – наш городской любимец.
Пока женщина говорила, Густав потихоньку от нас отворачивался – и когда я взглянул на него снова, он уже стоял к нам спиной. Под тяжестью чемоданов колени его подогнулись, плечи вздрагивали. Голову он наклонил так низко, что ее совсем не было видно, но что служило тому причиной – замешательство или просто физическая нагрузка – определить было непросто.
– Простите, мистер Райдер, – услышал я голос молодой женщины. – Я вам еще не представилась. Меня зовут Хильде Штратман. Мне поручено обеспечить вам здесь благополучное пребывание. Я так рада, что вы наконец у нас. Мы уже начинали слегка беспокоиться. Ждали все утро, сколько было можно, но у многих
