Алло? Господа! Вы не уснули?
В это время в коридоре раздался грохот тяжелых ботинок. Лиза с Любовью Гурьевной быстро вытащили из ушей наушники и открыли дверь. В коридоре замелькала камуфляжная форма и раздались крики:
— Всем лечь на пол! Руки на затылки!
Молодые, упитанные ребята в масках особо усердствовали в соседнем кабинете. Рядом был слышен визг Помпея. Лиза увидела, как по коридору к ней идет капитан Стецкий.
— А я за вами! — сказал он Лизе и протянул ей руку.
Красивая концовка бывает не только в сказках, но и в жизни.
Когда из соседнего директорского кабинета выводили поочередно задержанных учредителей «Парадиз-сити» со сведенными за спину руками, Лиза вышла под руку с капитаном.
— Я банкир! — возмущался Помпей. — Вызовите моего адвоката. Вы не имеете права!
Молча шел только Нестор Махно. Быки его лежали на улице, распростертые в пыли. И только охрана банка со скучающим видом взирала на своего директора. Начальник ее проявлял, как всегда, показное усердие.
Он спросил шефа, куда ему ехать: в банк или сопровождать задержанных лиц.
— Езжайте за мной! Меня скоро отпустят!
Семен Фасонов с тоской поглядывал на яркое солнце. И лишь красавица Оленька вела себя невозмутимо.
Всех их, особенно быков Нестора, без большого почтения погрузили в «воронок». Он отъехал, сопровождаемый охраной банка.
Капитан Стецкий открыл перед Лизой дверцу собственного автомобиля и пригласил ее сесть на переднее сиденье. А на крыльце офиса стояли главный бухгалтер Любовь Гурьевна и Мыкола. Они помахали Лизе рукой, и главбух сказала Мыколе:
— Запирай, мой конек-горбунок, все двери и окна, у меня сегодня великолепное настроение, я хочу погарцевать.
Мыкола радостно заржал жеребцом.
А Лиза с капитаном Стецким поехали на Оку. И там, на высоком берегу реки, гладя на открывающийся взору безграничный простор, Лиза начала разговор не с высоких и тонких материй, а с грешной земли:
— Антон, вы знаете, кто убил Капецкого Николая Ивановича?
— Знаю! Но не могу же я только на основании умозаключений обвинить человека. Вот сам жду, когда позвонят мои орлы, скажут, кто сознался. Потерпите немного!
И тут зазвонил телефон. Лиза слышала весь разговор.
— Все трое сознались?.. Ну, вы полегче там, не дрова колете!
Он повернулся к Лизе:
— Ничего доверить нельзя!
— Да, тяжело будет на суде доказать, как они из одной винтовки втроем сразу стреляли.
Капитан не оценил ее юмор.
— Придется ехать обратно.
Лизе не хотелось покидать красивый берег, и она с женской изобретательностью моментально нашла выход:
— Ехать не надо. Вы адвоката Банкетова допустите до них.
У капитана в это время снова зазвонил телефон.
— Кто говорит?.. Гапа Марья Ивановна?.. Что снять с задержанных; отпечатки пальцев?.. Спасибо, Марья Ивановна!.. А откуда вы узнали о задержании?.. Ах, вам на радостях главный бухгалтер сообщила?.. До свиданья, Марья Ивановна!
Новый звонок последовал через два часа. Капитан молча выслушал его.
— Что? — спросила Лиза.
— Отпечатки ничьи не подходят, а от ранее данных показаний при адвокате Банкетове отказались все трое. Новый висяк! Хотя…
Анатолий Радов
КАК Я БЫЛ…
…деревом (недолго)
Быть деревом не лучше и не хуже, чем человеком, но человеком быть безопасней, чем деревом, потому что он может его срубить, а оно его — нет.
Обо всем этом я, конечно, даже не задумывался до того дня, как мне посчастливилось ненадолго стать деревом. День был по-настоящему «тот», потому что до этого дни были совершенно не «те», скучные и однообразные, задыхающиеся в пыльном одиночестве, среди книг и мыслей, парализованных чувств и выдуманных ощущений.
Каждое утро я выглядывал в окно и понимал, что снова будет не «тот» день, и в таком настроении завтракал, после чего садился в кресло с тысяча какой-то книгой в руках. Но с утра я так же определил не «тем» и «тот» день, потому что, когда я выглянул в окно, мне так показалось.
Это был следующий день после дождя, и я подумал о том, что совсем не глупо закинуть очередную книгу обратно на полку и прогуляться в лес. От недостатка свежего воздуха мне все чаще становилось плохо, плюс мои с самого детства «неуверенные в себе» легкие, все это явно намекало на необходимость лесной прогулки. И я, одевшись, вышел из дома.
После дождя в воздухе всегда стоит едва уловимый, сырой запах жизни, слегка похожий на запах гниения, но жизнь, она ведь и есть гниение, как бы нам ни хотелось в это не верить и даже не знать об этом.
Но все эти последождевые запахи в городе меркнут перед настоящими, непостижимыми своей глубиной и откровенной силой и радостью Духами леса. Здесь насыщенность воздуха чистотой и первозданностью настолько велика, что порой кажется: стоит ткнуть наобум пальцем, и почувствуешь его упругость, словно вокруг тебя не атомы кислорода и озона, а микроскопические воздушные шары с расширяющимися Вселенными внутри. И все это совсем бескорыстно, не прося в ответ от нас ни денег, ни ухаживаний, делают такие привычные глазу, а потому, к сожалению, давно уже не восторгающие нас своей красотой и щедростью деревья.
И вот, покинув шум и запыленность города, я вошел в лес и за столько никчемных, сдавливающих грудь не «тех» дней наконец-то вдохнул настоящий воздух, приведя в дикий восторг свои легкие. Мои мысли, книжные, похожие на увядшие ромашки и осыпающиеся розы, растворились без остатка в лесной свежести, и я почувствовал каждым миллиметром тела, что же такое жизнь, та самая жизнь, которую невозможно не любить.
Блуждая среди высоких деревьев, я дотрагивался до их стволов, пытаясь хоть как-то выразить свою благодарность, а они добродушно шумели листвой, как будто им был понятен язык моих прикосновений и они читали на нем мою искренность и свободно летящее сердце.
Я и не заметил, как ушел глубоко в лес и в себя, не заметил, как потемнело вокруг и где-то вдалеке прокатился первый рык перенасыщенного водой, словно хищнической злостью, неба, и обратил внимание на мир, только когда крупные капли застучали по листве, погрузив все в бездонное озеро шума. Памятуя об опасности простудиться, что мне совершенно нельзя было делать с моими легкими, я встал под высокой лиственницей, ствол которой был густо покрыт темно-зеленым пахучим мхом, но вода все равно дотянулась
