— Я получила письмо, которое ты отправил своему командующему, — пояснила я. — В нем ты говоришь, что захватишь Париж и добьешься отречения Карла.
— Это неправда! — воскликнул Конде. — Вы специально лжете, чтобы обрушиться на нас войной. Пардайан, Ларошфуко, мои товарищи. Вы убили их по чьему-то навету!
Он вдруг заплакал, закрыв лицо ладонями. Наварр положил ему на плечо руку и повернулся ко мне.
— Принесите это письмо, — попросил он. — Я докажу вам, что оно поддельное. Мы не совершили никакого преступления, за исключением того, что терпели хвастовство Колиньи, желавшего пойти войной на испанские Нидерланды. Madame la Reine, ради бога, вы должны это прекратить. — Голос Наварра задрожал. — Все мои люди, пятьдесят человек, спали у меня на полу, потому что боялись за меня после покушения на адмирала. А теперь они мертвы…
Генрих всхлипнул и опустил голову.
— А как же твоя армия? — настаивала я. — Разведчики Эдуарда донесли, что она на марше и сегодня ночью встанет под стенами города.
— Нет никакой армии! — крикнул Конде. — Анжу и его разведчики врут! Мадам, ваш младший сын такой же сумасшедший, как и его брат, но еще опаснее.
— Не смейте оскорблять его, — отчеканила я. — Вы пришли сюда вооруженными. Вы подготовились для сражения.
Хотя я и разгневалась, но в душе зародилось сомнение. Я взялась за решетку, разделявшую нас.
Генрих поднял голову. Лицо его так исказилось от горя, что он не мог посмотреть на меня открыто.
— Мы просто опасались за свою жизнь, — отозвался он.
Колокол Сен-Жермен, приглушенный каменными стенами, оповестил о наступлении четырех часов ночи. Звезда Алгол встала напротив Марса. Колиньи и двести гугенотов, охранявших гостиницу «Бетизи», были убиты. Я отпустила прутья решетки. Мои ладони скользнули по холодному металлу. Осознание того, что я натворила, опустило меня на колени. Я сама сделала все это. Меня подвела слепая любовь к сыновьям, которых я обрела преступным путем.
— Господи, помоги мне, — пробормотала я. — Господи, помоги нам всем.
ГЛАВА 46
Я отыскала заднюю лестницу, ведущую из подвала на второй этаж южного крыла, и секретный проход к апартаментам герцога Анжуйского. Несколько раз у меня подгибались колени, и я вынуждена была прислоняться к стене и отдыхать. Дрожа, я явилась в гардеробную спальни Эдуарда. Там на маленькой кровати лежал Линероль. Он зашевелился и уселся, услышав скрип двери. Затем зажег лампу и поежился при виде крови на моем платье.
— Кто там? — поинтересовался из спальни Эдуард.
Линероль, в тонкой ночной рубашке, вскочил и взял меня под локоть. Меня так сильно колотило, что я едва держалась на ногах.
Эдуард показался под аркой, запахивая на голом теле шелковый пеньюар. Я посмотрела на него, словно в первый раз. Его лицо, в отличие от моего, не было измученным и виноватым, однако, увидев меня, он задохнулся и схватил меня за руку. Мы быстро пересекли спальню, где находился голый Роберт-Луи. Он натянул на себя одеяло и широко распахнул глаза. Сын привел меня в аванзал и усадил в кресло.
— Господи, — промолвил Эдуард. — Maman, ты истекаешь кровью.
Он побежал к Линеролю. Тут же нагрянули охранники и пажи.
— Бога ради, вызовите ей врача. И принесите таз и полотенце. — Сын опустился на корточки возле моего стула. — Где тебя ранили?
Я положила отчаянно трясущуюся ладонь на его руку и сказала:
— Не надо врача. Я не ранена.
— Но как же кровь?
Сын дотронулся до моих волос. Прядь, спустившаяся на плечо, тоже была в крови Генриха.
— Просто сглупила, — сообщила я. — Выглянула из своих покоев. В коридоре были гугеноты. На меня попала их кровь.
— Но как же? Откуда ты пришла?
Эдуард посмотрел в сторону гардеробной.
Я отвернулась и не ответила.
Тут подоспел Линероль с тазиком воды, пахнущей флердоранжем, и с полотенцем. Эдуард намочил полотенце в тазу и обтер мое лицо. Полотенце запачкалось кровью.
— Взгляни на свой красивый пеньюар, — произнес он с упреком. — Он испорчен. Где ты нашла столько крови? Это на тебя не похоже, maman. Ты никогда не была столь безрассудной. — Он опустил мою грязную руку в таз и осторожно ее вымыл. — Что ты делала, скажи ради бога?
— Эдуард… письмо от Наварра командующему. Я должна его увидеть.
Сын замер и перестал отжимать полотенце.
— Зачем?
— Не исключено, что это подделка.
Его глаза до сих пор были сосредоточены на мне, сейчас он отвел их в сторону.
— Это невозможно.
— Почему? Тебе ведь дал его мэр города. Ему можно доверять? А разведчикам?
— Если бы я ему не доверял, то не назначил бы его ответственным за оборону города. Конечно, ему можно доверять. И разведчикам — тоже. К чему такие вопросы?
— Я должна увидеть письмо Наварра, — повторила я. — Оно наверняка у тебя.
Эдуард нахмурился и устало вздохнул.
— Понятия не имею, где оно. Озадачу секретаря. Он поищет его утром.
— И еще мне надо встретиться с твоим разведчиком, — добавила я. — С тем, кто донес, что армия гугенотов движется на Париж. Хотелось бы выяснить, где она сейчас.
— Ты мне не веришь.
Анжу нервно рассмеялся; так смеялся мой кузен Ипполито, когда я спросила его о других девушках.
— Я лишь желаю сама увидеть доказательство, — заметила я.
Так же как тогда Ипполито, Эдуард разъярился.
— К чему это все? Зачем изучать доказательства, когда все уже случилось? Они все мертвы, их уже не воскресить! Даже если мы совершили ужасную ошибку, все к лучшему: они никогда уже не устроят нам войну! — Сын прищурился. — Ты с кем-то общалась? С кем? — Он вцепился ногтями в мои плечи. — Кто угостил тебя этими байками?
Я посмотрела в его циничные глаза, и сердце мое сжалось. Он играл со мной так же легко, как и со своей невинной сестрой. Я взглянула ему за плечо, на окна, выходившие во двор. Конечно, Анжу знал, что Карл болен и долго не протянет. Наварр и гугеноты будут единственными реальными соперниками в борьбе за трон. Колиньи подарил Эдуарду повод от них избавиться.
Но мне не следовало дивиться безжалостности своего сына, ведь я сама совершила преступление.
— Козимо Руджиери, — прошептала я. — Он предрек, что меня предадут.
Минул день, а тела еще лежали во дворе. Солдаты, совершившие расправу, нужны были для обороны дворца. Под палящим солнцем трупы быстро разлагались, запах стоял невообразимый. Мы закрыли окна, несмотря на духоту, но в помещения вместе со зловонием проникли мухи. Они прилипали к нашей одежде и волосам. Я задернула занавески и не выходила наружу.
На улицах Парижа пять дней шла война. Мы, напуганные царственные особы, прятались за толстыми
