Подводная лодка заметно сбавила ход. На поверхности моря забурлили пузырьки, и перископ пополз вверх.
«Всплывет – пойду на таран, – решил Клецко, крепко сжимая румпель, но тут же передумал. – Глупо, Савелий Тихонович! Баркас в щепы разобьешь, а подводной лодке твой таран – словно комар боднул. Всех, как мокрых цуценят, повытягивают из воды и в трюм запихают. Лестно им на море языка подцепить».
Мичман крикнул:
– Слушать команду: Восьмеркину с Чупчуренко выскакивать на лодку первыми! Обезвредить пушку и никого не выпускать из люка боевой рубки! Чижееву следить вокруг! Швартоваться буду я!
Метрах в пятнадцати от баркаса из бурлящей пены начала расти и шириться лоснящаяся от влаги, словно дельфинья спина, рубка неизвестных мичману очертаний. Показался черный с белыми обводами крест.
«Гитлеровцы!» – определил Клецко и направил баркас прямо на трубку.
– Брать на абордаж!
Восьмеркин, удачно зацепившись крюком за поручень рубки, подтянул баркас и выскочил на покатую железную палубу. Очутившись на барбете, одним ударом топора он смял орудийный прицел. Чупчуренко не рассчитал своих движений. Он прыгнул и чуть не скатился с палубы в воду, но вовремя успел ухватиться за леерную стойку и повиснуть.
Мичман с тяжелым железным румпелем в руке бросился к рубке. Но время уже было упущено. Крышка люка с металлическим стуком откинулась, из рубки показалась бледная физиономия командира подводной лодки. Офицер поднял пистолет и прицелился в Чупчуренко, который в это время карабкался на мостик.
Чупчуренко оцепенел. Дуло пистолета, уставившееся на него в упор темным и пустым зрачком, гипнотизировало его. И только когда раздался истошный крик Чижеева: «Глуши офицера!» – он бросился вперед.
Он не слышал выстрела и не почувствовал обжигающего толчка в плечо. Ему показалось, что на горизонте лопнуло горячее солнце и вздыбившееся море обдало его кипятком. Теряя сознание, он прыгнул на фашиста, судорожно вцепился в его глотку и повалил на спину…
Мичман кинулся ему на помощь, но в это время из люка показался коричневый берет второго подводника. Клецко взмахнул румпелем и, крякнув, изо всей силы ударил по берету.
Фашистский матрос сорвался со скобы и исчез в горловине. Из глубины подводной лодки донеслись крики и ругань. Упавший, наверно, тяжестью своего тела сбил скопившихся на трапе немецких комендоров и увлек их вниз за собой.
Мичман немедленно захлопнул крышку люка и уселся на нее.
А тем временем сильный и жилистый офицер успел оторвать от себя ослабевшие руки Чупчуренко и пинком ноги сбросил его в море. Но тут же он получил от Восьмеркина крепкий удар по затылку и сам упал следом за Чупчуренко.
– Швартуйте баркас и спасайте Костю! – крикнул мичман.
Восьмеркин, не раздумывая, бросился в воду.
Очухавшийся в холодной воде фашистский офицер всплыл и заорал. Чижеев так огрел его веслом, что он ключом пошел ко дну и больше не показывался.
Восьмеркин уже под водой поймал Чупчуренко за ворот. Тремя сильными гребками он всплыл вместе с ним на поверхность.
Чупчуренко очень отяжелел. Чижеев с трудом втащил его на баркас и помог вскарабкаться Восьмеркину. Затем они стали приводить салажонка в чувство.
Костя был бледен и не дышал. Восьмеркин с Чижеевым крепко встряхнули его несколько раз и с таким азартом принялись восстанавливать дыхание, что, пожалуй, мертвый завопил бы от боли и постарался быстрее воскреснуть.
Острая боль в плече заставила молодого матроса открыть глаза и застонать. Хорошо, что боцман своевременно догадался остановить увлекшихся спасателей, иначе крючковой с мотористом закачали бы товарища до обморока.
Пока Чижеев проворно перебинтовывал раненого, Восьмеркин, по приказанию мичмана, обрубил антенну на подводной лодке и привел в полную негодность пушку.
Уложив Чупчуренко на корме баркаса, Чижеев перебрался на площадку. Нельзя было медлить. Подводная лодка каждую минуту могла погрузиться и утащить их на дно.
– Там я приметил кранец[5] с боезапасом для пушки, – сказал Восьмеркин. – Давайте бросим хоть один снаряд в люк.
Мичман попробовал открыть люк, но крышка была задраена изнутри.
– Вот тебе и бросил! А они сейчас погрузятся, всплывут в другом месте и за уши нас из воды повытягивают.
– Выходит, что не мы их, а они нас ущучили?
– Выходит, – угрюмо подтвердил Клецко. – Впрочем… Вот что, Восьмеркин, тащи сюда колоду потяжелей. Прижмем ею люк и попробуем тросом антенным принайтовить к чему-нибудь. А ты, Чижеев, – на баркас и наращивай буксирный конец. Если лодка погрузится, мы на буксире, вроде поплавка, пойдем. Авось «морского охотника» встретим.
Чижеев с Восьмеркиным бросились выполнять приказание боцмана, но ничего не успели сделать. Подводники, видимо потеряв надежду на возвращение своего командира, начали действовать решительнее. Клецко почувствовал, как под его ногами дрогнула палуба и поползла вниз.
Подводная лодка быстро погружалась.
– Освободить конец и потравливать! – крикнул Клецко.
