— Ваньку валять нечего. Не хотите во взводе связи служить, хотите в роту, так и скажите: хочу-де в роту…
— Буду служить, где прикажут!
— Садитесь!
— Товарищ сержант, разрешите вопрос? — поднял руку Расул.
— Пожалуйста.
— Почему ротой пугаете? Почему рота плохо?
Всюду служба…
— Гордость должна быть, раз ты связист… Нету гордости, связист разгильдяем будет… Нам разгильдяев не надо… Садитесь. Продолжаем…
5
Сергей Сметанин давал мало клятв в своей жизни, и только раз — на людях, когда его в третьем классе принимали в пионеры. От этого события осталось чувство неловкости; на торжественной линейке надо было подойти к знамени, затем произнести слоаа пионерской клятвы и после этого встать на одно колено и поцеловать знамя. Выйдя по скользкому паркету в пустоту середины актового зала, он быстро отговорил текст, стараясь не смотреть на два ряда мальчиков в белых рубашках. Перед вишнёвым полотнищем знамени с золотом букв и светлыми яркими портретами Ленина и Сталина он растерялся; забыв, на какое колено надо опускаться, на левое или на правое, опустился на оба и услышал смех ребят и смех пионера, который держал знамя. От этого сдержанного смеха он почувствовал себя навек несчастным, даже повзрослев, вспоминал об этом, краснея…
Сперва думали принимать присягу молодых солдат всем полком на плацу. Неожиданно установились такие морозы, что темными утрами бегали по визжащему снегу на зарядку в бушлатах и шапках. Было приказано присягать в казарме по подразделениям.
День присяги был объявлен выходным днем. Готовясь к нему с вечера, подшивали на полученные со склада мундиры полотняные подворотнички, купленные на первые солдатские деньги.
Иголка попалась Сметанину тупая и толстая, туго входила в плотный материал мундира. Пришить надо было таким образом, чтобы подворотничок высовывался над воротником на два миллиметра. Сергей исколол пальцы, но тонкий лоскут полотна то шёл волнами, то кособочился.
— Посмотри… Нет, ты посмотри, Сережа, какой у меня мундир! — приговаривал Расул, весело глядясь черными глазами в треугольный осколок зеркала, прислоненный на подоконнике к темному стеклу.
— Чёрт с ними, с мундирами!..
— Ты не в духе? Почему?
— Расул, ты слишком затянулся, отпусти ремень,—
Ярцев уже стоял в парадной форме; пуговицы, пряжка ремня, надраенные асидолом, сияли золотом в электрическом свете; лишь тонкие его ноги, противореча щёгольству мундира, болтались в голенищах кирзовых лапог. — Кончай психовать, Серега; подшивайся быстрее, пойдем на пару Иванову докладывать…
— Иди, — сказал Сметанин.
— Ну, что, салаги, с кем в шахматишки? — спросил Золотов, входя в класс. — Не сдюжишь никак?
Расставляй фигуры, я тебе подошью. — Он потянул мундир из рук Сметанина.
Золотова вводило в азарт то обстоятельство, что каждый раз, играя со Сметаниным в шахматы, он проигрывал; Сметанин делал ходы, почти не задумываясь, небрежно двигал пешку или бросал по диагонали слона… И говорил-то он в конце игры уже не «мат», а «опять» и улыбался.
Прежде во взводе Золотов обыгрывал всех.
— У самого руки есть, — сказал Сметанин.
— Расставляй… расставляй… Смотри, как я сварганю.
Золотов достал из ящика своего стола жилку проводника, пассатижи, откусил ими нужную длину жилки; выставив крепкие белые зубы, зажал ими проволоку и вытащил её из жилки. Он взял из рук Сметанина мундир, оторвал подворотничок, обернул материал вокруг жилки и начал подшивать.
— Игла у тебя дрянь… Расставил?
— Какими играть будешь?
— Загадывай.
Сметанин заложил в кулаки белую и чёрную пешки.
— Изладил, — бросая на стол мундир, сказал Золотев. — Левую, — указал он на руку Сергея.
Сметанин разжал ладонь.
— Ба, опять чёрные… Судьба такая.
— Ты ему мундир отлично заделал, — сказал Градов. — Дай жилки, товарищ ефрейтор…
— Возьми в ящике. Да не всю хватай.
— Достанем ещё, товарищ ефрейтор…
— Играй белыми, мне все равно. — Сметанин повернул доску белыми фигурами к Золотову.
— Нашелся Ботвинник! — Золотое вернул доску в прежнее положение.
— Рядовой Сметанин, — приоткрыв дверь и не заходя в класс, сказал Иванов, — у вас как койка заправлена?
— Была нормально.
— Идите посмотрите и переделайте…
— Я не виноват, если на ней кто-то валялся…
— Не пререкайтесь, а выполняйте!
— Солодя, чего ты к нему цепляешься?.. Видишь, мы в шахматы наладились. Какие койки, когда через двадцать минут отбой? — Золотое сидел на стуле в расстёгнутой гимнастерке и рассматривал фигуры на доске. — Ходи, — бросил он Сметанину.
— Вас не спрашиваю, не встревайте, не разлагайте молодых солдат…
— Опять конем походил… Так… — Золотов двинул пешку и повернулся к Иванову. — Ты чего покраснел?.. Не лопни, смотри…
— Встать! — вдруг крикнул Иванов.
Золотов медленно встал и тяжёло посмотрел на сержанта.
— Объявляю вам два наряда вне очереди! — сказал Иванов.
— Замучаешься, друг мой… Скучный ты человек… — Золотое нарочито зевнул.
Сметанин быстро встал.
— Товарищ сержант, я сейчас все сделаю! — Боком мимо Иванова Сергей вышел из класса.
«Не хватало только, чтобы люди из-за меня ругались…»
Кровать была действительно слегка примята. Сметанин сдернул одеяло, простыни, разбил руками неровности матраца, натянул одну простыню, а вторую сложил так, что по краям образовались маленькие валики. Эту хитрость он подсмотрел у старослужащих в роте; теперь, когда он накрыл всё одеялом и туго заправил его под матрац, постель гляделась ровно, как кирпичик.
«И мы не лыком шиты…»
— Тозарищ сержант, ваше приказание выполнено! — подошел Сметанин к Иванову.
Сержант кивнул.
— Разрешите вопрос, товарищ сержант…
— Пожалуйста…
— Товарищ сержант, можно мне сегодня не ложиться спать?
— Это как понимать-думать?
— Жалко постель мять.
— Спать положено каждую ночь, — серьезно и убеждающе сказал Иванов. — А койки положено
